пока остальные окончательно разделаются с остатками Скави и Мальвора, чтобы вместе гарантированно одолеть нас.
У прохода солдаты Марконе выводили из пещеры длинную цепочку невольников в белом. Их уцелело больше, чем я ожидал, и я даже удивился этому, пока не заметил, что кружившие голодными хищниками вурдалаки почти совершенно игнорируют пассивных невольников, интересуясь теми, кто представлял для них настоящую угрозу — пастухами оглушенного человеческого скота.
— Дрезден! — крикнул Марконе. Его дробовик громыхнул еще раз и лязгнул пустым затвором. Автомат Мёрфи продолжал строчить, и я услышал, как он заряжает магазин новыми патронами. — Они приближаются.
Я буркнул что-то в знак того, что услышал, и повернулся к Ларе.
— Захватите невольников.
— Что?
— Захватите чертовых невольников! — рявкнул я. — Или можете оставаться здесь в свое удовольствие!
Лара бросила на меня взгляд, который заставил бы меня всерьез опасаться за свою жизнь, не будь я таким крутым парнем, но лорд Рейт тут же повернулся к окружавшим его вампирам.
— Захватите их!
Я повернулся, накачивая в посох новую порцию Адского Огня и ясно осознавая, что магия моя на пределе. Я и так сделал слишком много, так что сил у меня почти не оставалось. И ведь мне предстояло еще одно заклятие, если я хотел, чтобы хоть кто-нибудь из нас выбрался отсюда. Мёрфин автомат продолжал строчить, пулемет Хендрикса — тоже, и я услышал, что солдаты Марконе у прохода тоже открыли огонь. Значит, вурдалаки в том конце пещеры начали отрываться от останков Скави и Мальвора.
— Живо! — произнес я. — Живо, живо, живо!
Мы двинулись к моему проходу. По дороге вампиры собирали невольников, толкали их в середину нашего отряда, окружая их кольцом. В самом центре шел Рейт в окружении своих вооруженных мечами дочерей, а невольники, в свою очередь, образовали вокруг них плотный живой щит. Лара и здесь ухитрилась обернуть то, что считала помехой, себе на пользу. Просто такая уж у нее логика.
Мы перемещались быстрым шагом, почти бегом — и тут послышался громкий, почти человеческий крик, волна магической энергии хлестнула по моим чародейским чувствам, и свет в пещере погас.
Вообще-то система освещения в пещере у Рейтов была высшего качества. Она не дала ни одного сбоя на протяжении всей дуэли — это при том количестве магических энергий, которыми швырялись мы с Рамиресом. И даже не один, а целых два проема в Небывальщину не сказались на ее работе. Это говорило о том, что Рейт не пожалел денег на проводку и ее защиту — но нет в мире такой электросхемы, которую чародей не смог бы вывести из строя направленным усилием, и эта не стала исключением.
Пока я поднимал посох, чтобы осветить им хоть часть помещения, мой мозг лихорадочно выстраивал логическую цепочку. Витторио видел, как мы прорываемся к выходу — а может, это увидел Коул, хотя я снова напомнил себе, что присутствие Коула остается пока чисто теоретическим, как бы ни подтверждало эту теорию стечение обстоятельств. Отсутствие света не является помехой ни для вампиров, ни для вурдалаков — значит, он пытается помешать нам, людям. Погрузив пещеру в черную как воды Стикса тьму, он практически нейтрализовал воинство Марконе и замедлил передвижение спасающихся невольников, а значит, и охраняющих их вампиров.
Мой посох изготовлен не в качестве источника света, но это многоцелевой инструмент, и я, накачав в него еще немного Адского Огня, поднял его над головой, и пылающие на его поверхности знаки и руны осветили темноту.
И, делая это, я сообразил, для чего еще нужна темнота.
Для того, чтобы заставить людей включать другие источники света.
И в первую очередь чтобы добиться реакции, единственно возможной от чародея, внезапно оказавшегося в темноте. Тем или иным способом, первым делом чародей, оказавшийся в подобной ситуации, первым делом врубает свет. И еще, мы делаем это очень быстро — быстрее, чем сумеет добыть свет любой другой лишенный магии человек.
Поэтому, засветив свой посох, я сообразил, что тем самым объявил о своем точном местонахождении всем до единого гребаным монстрам в этой гребаной пещере. Темнота была ловушкой, призванной добиться от меня этой реакции — и я вляпался в нее прямиком.
Вурдалаки яростно взревели и бросились ко мне; сотня алых лучей рисовала искаженные руны на окровавленных лыках, когтях, отражалась бликами в жутких голодных глазах.
Вокруг меня грянули выстрелы, изрешетившие первый ряд надвигавшихся вурдалаков. Этого оказалось недостаточно. Пули рвали тварей на части, но те продолжали стремиться вперед. И тут Мёрфин автомат щелкнул пустым затвором.
— Перезаряжаю! — крикнула она, выбросила пустой магазин и отступила на шаг — а вурдалак, которого она только ранила, продолжал надвигаться на меня.
Громыхнул дробовик Марконе, и этот вурдалак упал, но когда Марконе передернул цевье, патронник опустел. Он отшвырнул его и сорвал с жилета маленький пистолет-пулемет. Секунду или две он косил его огнем вурдалаков, поводя стволом из стороны в сторону — а потом опустел и его магазин.
Новая волна вурдалаков ринулась вперед, перепрыгивая через скошенных огнем.
И тут вперед вышел я.
Мёрфи с Марконе дали мне достаточно времени, чтобы заклятие, сложившись в моем мозгу, наполнилось моей волей и отлилось в огонь. Я взмахнул посохом над головой и, резко опустив его, с силой ударил его концом в каменный пол.
— Flammamurus! — выкрикнул я.
Послышались треск, скрежет, и из каменного пола пещеры вырвался огонь. Он разбежался прямой линией на тридцать или сорок ярдов в обе стороны от точки удара, и фонтаны расплавленного камня выстроили огненную завесу высотой в десять или двенадцать футов, наклоненную в сторону нападавших на нас вурдалаков. Брызги расплава окатили их, и волна наступавших разбилась об эту стену камня и огня, наполнив пещеру воплями боли и — в первый раз за весь вечер — страха.
Стена отрезала от нас половину находившихся в пещере вурдалаков и скрыла нас от взгляда Витторио. Ну, и света теперь хватало, чтобы ориентироваться.
— Блин-тарарам, а все-таки я молодец, — прохрипел я.
Сил заклятие отняло у меня изрядно — даже с учетом помогавшего мне Адского Огня, — и я пошатнулся, а руны на моем посохе погасли.
— Гарри, слева! — взвизгнула Мёрфи.
Я повернул голову налево как раз вовремя, чтобы увидеть, как наполовину обгоревший вурдалак, оттолкнув Хендрикса как тряпичную куклу, бросился на меня, а еще двое, вынырнув из темноты, готовились последовать его примеру.
Я совершенно не сомневался, что совладаю с первым вурдалаком — с учетом того, что из огня он выбрался ненамного тяжелее ломтя хлеба и еще не вспомнил, как пользоваться клыками и когтями. Впрочем, на случай, если в натуре он все-таки весит больше, чем на вид, я изготовил браслет-оберег.
На секунду передо мной распустился невидимый купол защитного поля, вурдалак отлетел от него — и усилие, которого это от меня потребовало, почти оглушило меня. Я
