самого магазина, момент, когда двое грабителей разбивали стекла витрин, и носилки, вносимые в «Скорую помощь» санитарами.
Текст гласил: 'Ровно в восемь часов вечера в воскресенье два автомобиля, серый «плимут» и голубой «шевроле», внезапно резко затормозили у ювелирного магазина Чарлза Майера на Рипаблик-авеню. В следующее мгновение обе машины дали задний ход и въехали на тротуар, перегородив пешеходам движение. Как рассказывают свидетели ограбления, автомобили, которые были украдены еще накануне и которые полиция нашла через час на Двенадцатой улице, еще не успели остановиться, как из них выскочили семь или восемь бандитов, вооруженных автоматами. Они дали очередь по витринам и неторопливо, как показалось свидетелям, начали собирать их содержимое в саквояжи. Еще через несколько секунд оба автомобиля исчезли. По предварительной оценке владельцев магазина добыча грабителей оценивается примерно в три четверти миллиона долларов.
Двумя шальными пулями в тот момент, когда налетчики стреляли по окнам, были убиты миссис Барбара Джером, 57 лет, и коммивояжер фирмы «Джонсон продактс» Малькольм Дж. Визнер, 44 лет.
Свидетели отмечают исключительную четкость и быстроту, с которой была проведена эта отчаянная операция. По оценкам полиции все ограбление, начиная с момента остановки машин и до их стремительного отъезда, заняло не более пятидесяти секунд.
Хотя находившийся случайно на Рипаблик-авеню с этот момент фотограф «Клариона» успел сделать несколько исторических снимков, полиции пока не удалось опознать участников налета. Они все были в низко надвинутых шляпах и черных полумасках'.
Барби нажал кнопку и сказал:
— Мисс Новак, пришлите ко мне Росса, и побыстрее.
— Хорошо, мистер Барби, — послышался из динамика голос секретарши.
Дэвид вошел молча и молча уселся в кресло, не ожидая ритуального кивка редактора.
— Дэвид, вы должны чувствовать себя именинником, а вы выглядите словно на похоронах. Вы молодчина! Вы знаете, на сколько мы обставили «Геральд»? На час с лишним. Агентства еще передавали телеграммы, а наш последний вечерний выпуск с фотографиями был уже в машине. Послушайте, Росс, меня не касается, как вы добыли свою информацию, но я ценю людей, умеющих работать. С сегодняшнего дня вам прибавляется две тысячи в год, и вы переводитесь на специальные задания. Что вы скажете?
Дэвид молча пожал плечами. По крайней мере этот человек не открывал перед ним никаких неожиданных сторон своего характера. Перед ним был действительно по-своему принципиальный человек, и Дэвиду на мгновение стало легче на душе. От этого хоть знаешь, чего ожидать. Можно, конечно, сделать благородный жест и послать этого подонка к черту, но Дэвид чувствовал, что не сможет сделать этого. В конце концов две тысячи в год кое-что да значат.
— Спасибо, мистер Барби, — ответил он вяло и повернулся, чтобы выйти, но редактор сказал:
— Обождите, Дэвид. Через час начинается пресс-конференция Стюарта Трумонда. Вы ведь знаете, что он добивается переизбрания в сенат от нашего штата. Он хороший парень, и я хочу, чтобы вы дали отчет о пресс-конференции. На первую полосу. Выступает он в «Хилтоне».
— Хорошо, мистер Барби.
Сенатор Трумонд медленно, поворачиваясь всем телом, обвел взглядом журналистов и сказал:
— Если у вас есть вопросы, джентльмены, валяйте терзайте меня.
Несколько десятков журналистов, заполнивших небольшой зал для пресс-конференций отеля «Хилтон», на мгновение оторвались от блокнотов. Никто особенно не торопился вскочить со своего места. Пресс-конференция — старинный ритуал с давно известными церемониями. Проводящий конференцию в такой же степени знает, о чем его спросят, в какой задающий вопрос знает, что на него ответят. И если иногда журналисты и наступают друг другу на ноги в прямом и переносном смысле слова, стараясь побыстрее вскочить с места, то лишь потому, что хотят попасть в телеобъектив. Если проводящий пресс- конференцию озабочен лишь тем, чтобы возможно больше людей увидело его на телеэкранах, то почему не воспользоваться и журналисту бесплатным «паблисити»?
Но на пресс-конференции сенатора Трумонда телекамер не было, и потому никто не торопился задавать вопросы. Наконец кто-то спросил:
— Что входит в ваше меню, сенатор? Во время избирательной кампании вам приходится много выступать…
— Яйца, бифштекс и горячий томатный суп.
— Какое у вас кровяное давление? — Вопросы теперь следовали один за другим.
— Сто пятьдесят на девяносто.
— Любите ли вы тепло укрываться в постели?
— Нет, я… как это называется?.. Стар… спартанец.
— Как вы относитесь к моде на дамские брюки?
— До тех пор, пока они не пытаются надеть на меня юбку, я не возражаю против дамских брюк.
— Любите ли вы животных?
— Люблю.
Перед присутствовавшими на глазах вырисовывался ярчайший портрет серьезного политического деятеля. Глубокие вопросы вскрывали тайники души сенатора и выворачивали его наизнанку. Еще бы! Любовь к томатному супу и терпимое отношение к дамским брюкам — ради этого одного стоило устраивать пресс-конференцию. Томатный суп может любить лишь человек с серьезными взглядами, не какой-нибудь там гастроном, имеющий целый штат поваров. Дамские же брюки свидетельствовали о почти что либеральных взглядах. Это вам не тупой консерватор, боящийся всего нового, как боится новых лекарств владелец похоронной фирмы.
У сенатора почти не двигалась шея, и при каждом вопросе он поворачивался к журналисту всем телом. Он был грузен и походил на угрюмого медведя.
— Еще вопросы, джентльмены? — спросил он, и Дэвид услышал бесплотный звук его мыслей: «Слава богу, кажется обошлось благополучно… Ни одного вопроса об экстремистах, бэрчистах, минитменах…»
— Будьте добры, сенатор, — сказал Дэвид, — расскажите, как вы относитесь к группкам, которых называют экстремистами? В частности, к бэрчистам и минитменам?
«Паскудник, — зло подумал сенатор, и Дэвид почувствовал, как в нем поднимается ярость. — Подожди, пока мы захватим власть, и тогда мы покажем тебе, что такое экстремисты…»
— Я поддерживаю всех тех, кому дороги наши великие традиции! — патетически воскликнул сенатор.
«Сюда бы пяток наших минитменов с оружием, они бы объяснили…»
— Я хочу услышать, сенатор, поддерживаете ли вы группы, называющие себя минитменами, которые, насколько известно, тайно накапливают оружие и тренируются в стрельбе?
«Неужели этот сопляк что-то знает о моих связях с ними? — испуганно запрыгали мысли сенатора. — Не может быть! На время кампании я ведь прекратил все встречи с ними…»
— Я никогда не видел ни одного минитмена, не разговаривал ни с одним минитменом, и вообще я не уверен, существуют ли они или созданы фантазией безответственных журналистов, — решительно сказал сенатор и добавил: — Благодарю вас, джентльмены.
— Мне очень жаль, мистер Росс, — сказал редактор «Клариона», — но теперь я вижу, что с вами что-то происходит. Вы врываетесь ко мне и с торжественным видом объявляете, что Стюарт Трумонд — минитмен. За пять минут до этого мне звонит помощник сенатора и жалуется, что вы задавали Трумонду дурацкие вопросы об его отношении к минитменам. Я знаком с сенатором много лет, он мой близкий друг, и я-то его знаю как-нибудь. Милейший и кротчайший человек.
— Он тайный минитмен, мистер Барби, — настойчиво сказал Дэвид. — Я не могу этого сейчас доказать, но я в этом уверен, как в том, что вы — хозяин «Клариона».
— Зато я вовсе не уверен, что вы и впредь будете его сотрудником, Росс. Мне кажется, что вы сами понимаете почему.
— Я думаю, что сумею доказать связь Трумонда с минитменами. Во всяком случае, после окончания избирательной кампании.
Рональд Барби пристально посмотрел на Дэвида. Это походило на колдовство. На протяжении двух дней этот мальчишка дважды приносит информацию, которой он не мог получить и которую получил.
