Это все из-за того, другого, поселившегося у него в сознании. Поначалу он испугался другого. Теперь возносил благодарственные молитвы за то, что другой сейчас с ним.
Вероятно, другой был болен, быть может, даже на грани смерти, но в хребте у него оставалось достаточно стали, чтобы поддержать перепуганного наркомана двадцати одного года отроду.
— Интересные у тебя на груди отметины, — сказал один из таможенников. Из уголка его рта свисала дымящаяся сигарета. В кармане рубашки лежала целая пачка. Эдди казалось, что он сейчас мог бы вынуть из этой пачки пять штук, сунуть все в рот, прикурить, глубоко-глубоко затянуться всеми пятью и прийти в себя. — Красные. Похоже на след от ленты. Похоже, там у тебя, Эдди, было что-то примотано, а потом ты вдруг решил, что будет лучше снять это «что-то» и быстренько от него избавиться.
— Я был на Багамах и подхватил там аллергию, — ответил Эдди. — Я вам уже говорил. Мы все это с вами уже обсуждали не раз. Я пытаюсь еще сохранять чувство юмора, но с каждым разом мне становится все сложнее.
— К такой-то матери твое чувство юмора, — свирепо прорычал другой таможенник, и Эдди узнал этот тон. Он сам говорил таким тоном, прождав на морозе ночью какого-нибудь засранца, который так и не появлялся. А все потому, что все эти люди — тоже наркоманы. Разница только в том, что их наркотики — это ребята вроде него самого и Генри.
— А как насчет этой дырки в пузе? Тебя где пырнули? В расчетной палате центрального банка? — третий таможенник указал на то место, где Эдди порезался. Ранка наконец прекратил кровоточить, но затянулась едва-едва: остался багровый пузырек, который мог бы открыться при малейшем давлении.
Эдди ткнул пальцем в красную полосу от ленты.
— Оно чешется, — сказал он и сказал правду. — Я заснул в самолете… если не верите, спросите у стюардесс…
— А почему ты решил, что мы не верим тебе, Эдди?
— Я не знаю, — отозвался Эдди. — И часто вы ловите крупных контрабандистов с большой партией наркоты, которые дрыхнут перед таможней? — Он помедлил, давая им время подумать об этом, и выставил руки перед собою. Ногти его были где сломаны, где обкусаны. Он давно обнаружил, что когда ловишь «прохладный» кайф, тебя так и тянет грызть ногти. — Я, вообще, стараюсь не расчесывать, но, наверное, пока спал, я себя все-таки расковырял.
— Или пока объезжал, — заметил кто-то из таможенников. — Может быть, это след от иглы. — Эдди уже уяснил, что эти ребята вообще ничего не просекают. Стоит раз уколоться так близко от солнечного сплетения, которое управляет всей нервной системой, и больше колоться тебе никогда не придется. Это будет в последний раз.
— Дайте мне передохнуть, — взмолился Эдди. — Ты так близко ко мне наклонялся, чтобы проверить мои зрачки, что я уже, грешным делом, подумал, что ты собрался со мной целоваться. Ты же знаешь, что я не кололся.
Третий таможенник скривился.
— Для невинного ягненочка ты как-то слишком уж много знаешь об этой дряни, Эдди.
— Чего только не почерпнешь из сериалов и телешоу, скажем, «Тиски Майами», а уж про «Ридерс Дайджест» я вообще молчу. А теперь давайте начистоту: сколько еще вы меня собираетесь здесь держать?
Четвертый таможенник показал ему маленький пластиковый мешочек с какими-то штуками типа ниток.
— Это волокна. Мы сейчас отправим их в лабораторию на анализ, но и без анализа ясно, что это такое. Волокна от клейкой ленты.
— Выезжая из отеля, я не успел принять душ, — в четвертый раз повторил Эдди. — Я сидел у бассейна, загорал. Пытался избавиться от этой сыпи. Аллергической сыпи. Заснул на солнышке. Мне еще повезло, что я успел на самолет. Летел, как проклятый. Был ветер. Откуда я знаю, что там ко мне прилипло.
Еще один из таможенников провел пальцем по коже у Эдди на сгибе локтя.
— А это, стало быть, не от уколов следы?
Эдди отдернул руку.
— Комары покусали. Я уже вам говорил. Уже проходит. Боже правый, вы что, сами не видите?!
Они видели. Сегодня этого всплыть не должно. Вот уже месяц, как Эдди не колется в руку. Генри бы так не сумел, и это одна из причин, почему Эдди заставил себя это сделать. Должен был заставить. Когда ему нужно было уколоться, он кололся в левое бедро изнутри, как можно выше, там, где левое яичко прилегало к коже ноги… как той ночью, когда желтушное существо приволокло ему годный товар. Обычно он просто нюхал, а для Генри этого уже было мало. А Эдди мог себя сдерживать, и обстоятельство это вызывало в нем чувство, которое Эдди не смог бы определить… гордость и стыд пополам. Если они заглянут туда, если они приподнимут мошонку, у него будут серьезные неприятности. А после анализа крови серьезные неприятности могли бы обернуться уже настоящей проблемой, но на это они не пойдут, не имея каких-либо доказательств — а доказательств у них как раз нет. Они знали все, но ничего не могли доказать. В этом и заключается разница между желаемым и возможным, как сказала бы его добрая старая матушка.
— Комары покусали.
— Да.
— А эта красная отметина — аллергия?
— Да. Я подхватил ее на Багамах, только сейчас стало хуже.
— Он подхватил ее по дороге сюда, — сказал один таможенник другому.
— Ага, — отозвался тот. — Ты поверил ему?
— А как же!
— А в Санта-Клауса ты веришь?
— А как же! Однажды в детстве я с ним даже сфотографировался. У меня есть снимок. — Он посмотрел на Эдди. — А у тебя, Эдди, есть фотография этой красной отметины, сделанная до поездки?
Эдди молчал.
— Если ты чист, почему бы тебе не сдать кровь на анализ? — это снова вступил первый таможенник с сигаретою в уголке рта. Она догорела почти до фильтра.
Эдди вдруг рассердился. До белого каления. Он прислушался к голосу изнутри.
— Вы знаете, что я чист. — Эдди внезапно поднялся со стула. Они даже попятились от неожиданности. Он поглядел на ближайшего курильщика. — Знаешь что, лапочка, я тебе скажу. Если ты сейчас же не уберешь от моего лица этот гвоздь в твой гроб, я его просто выбью.
Таможенник отшатнулся.
— Вы, парни, уже перерыли весь унитаз в самолете. Господи, за это время вы бы успели три раза его перерыть. Вы копались в моих вещах. Я нагибался, и один из вас ковырял пальцем мне в заднице. Если проверка простаты — это как бы обследование, то вы мне устроили в заднице целую охотничью экспедицию. Это вам, мать твою, не сафари. Я боялся глаза опустить, я думал, палец его у меня из члена торчит.
Он оглядел их всех.
— Вы у меня ковырялись в заднице, вы перерыли все мои вещи, а я тут сижу в одних трусах и вы, ребята, пускаете дым мне в лицо. Хотите анализ крови? Ладно. Зовите врача.
Они что-то забормотали, переглянулись. Удивленные. Обеспокоенные.
— Но если вы собираетесь проводить этот анализ без распоряжения суда, — продолжал Эдди, — пусть тогда врач захватит побольше иголочек и пробирочек, потому что я не собираюсь мудохаться здесь один. Пусть сначала придет судебный исполнитель, и вы все, ребята, тоже сдадите этот чертов анализ, и чтобы на каждой пробирочке было написано как вас зовут и номера ваших удостоверений, и чтобы потом результаты отправили в федеральную прокуратуру. И на что вы там собираетесь меня проверять — кокаин, героин, амфетамин, марихуана, что угодно, — вы сами тоже тогда проверьтесь. А результаты анализа
