Мы рискнули, но почему-то почувствовали себя очень неловко. Как будто оказались на приеме у врача, от которого ничего не скроешь.
Первым сел в кресло Мигай. Алик приладил у него на голове восемь электродов и включил электроэнцефалограф. Медленно поползла бумажная лента. Перья оставались неподвижными…
— Никакой работы головного мозга, — прокомментировал Самозванцев.
— Прибор еще не разогрелся.
Вдруг мы вздрогнули. Тишину резко прорезало громкое скрипение острого металла о бумагу. Мы уставились на ленту. По ней, как сумасшедшие, с огромным размахом царапали восемь перьев, оставляя после себя причудливую линию.
— «Когито эрго сум» [1], - облегченно вздохнув, продекламировал Мигай. — Теперь проверь мозги у членкора. Это очень важно для ученого совета нашего института. Он там председатель.
Мы выразили удивление, когда обнаружили, что у членкора биотоки точно такие же, как у Мигая, у Самозванцева и у меня. Если разница и была, мы могли ее не заметить. Мы вопросительно уставились на Алика. Он таинственно улыбнулся.
— Ребята, электроэнцефалограммы одинаковые потому, что вы, так сказать, на одном уровне опьянения. У пьяных всегда так… Как у шизофреников или эпилептиков перед приступом…
Нам стало неловко, и мы выпили еще. Монин остановил ленту и, покопавшись в бумагах, показал нам еще несколько электроэнцефалограмм.
— Вот запись биотоков мозга спящего человека. А вот — типичная кривая бодрствования. На альфа- ритм накладывается тета и гамма…
— Любопытно, — задумчиво произнес Федя. — Так где же, по-твоему, находится память человека?
Алик начал нервно заталкивать бумаги в стол. Потом он сел и по очереди посмотрел на каждого из нас.
— Не темни, Фарадей. Мы чувствуем, что ты что-то знаешь. Где память, говори…
Мигай приподнялся и шутливо взял Алика за борта халата. Он у него был расстегнут, под ним виднелся старенький потертый пиджак.
— Ну, если вы так настаиваете…
— Хорошенькое дело, настаиваем! Мы просто требуем. Должны же мы знать, куда мы складываем нашу драгоценную эрудицию, за которую государство так щедро платит!
Мигай никогда не был тактичным человеком. Его мышление было идиотски логичным и отвратительно прямолинейным. Когда он так сказал, мне показалось, что в глазах у Монина блеснула злая искорка. Он плотно сжал губы, встал из-за стола и подошел к одному из шкафов. Он вернулся, держа в руках человеческий череп, обыкновенный череп, который можно увидеть в биологическом кабинете в любой школе. Ни слова не говоря, он поставил его на стол рядом с электроэнцефалографом и начал прилаживать на нем электроды. Мы окаменели от изумления.
Когда электроды оказались на месте, Алик пристально посмотрел на нас из темноты, затем повернул тумблер.
Восемь перьев, все одновременно, пронзительно взвизгнули и заплясали на бумаге. Как загипнотизированные, мы смотрели в насмешливые пустые глазницы. А прибор продолжал торопливо и взволнованно выписывать лихорадочную кривую биотоков бодрствующего человека.
— Вот так… — назидательно сказал Монин. Мы встали и поспешно стали с ним прощаться, боясь еще раз взглянуть на столик рядом с электроэнцефалографом.
В темноте мы сбились с пути, долго шли по высокой мокрой траве, обходя низкие темные здания, шагали вдоль металлической решетки, за которой простиралась тускло освещенная сырая улица. Ветки шиповника цеплялись за плащи и противно царапали по поверхности. Когда, наконец, мы вышли из ворот и остановились, чтобы передохнуть, наш членкор Федя Егорьев сказал:
— Наводки. Конечно, наводки от сетевого тока…
С этой удобной, успокоительной мыслью мы разъехались по домам…
НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ
I
Я сидел в третьем ряду партера большой аудитории и смотрел, как механическая рука писала мелом на черной доске:
Окончив фразу, рука аккуратно положила мел на стол и вытерлась о сырую тряпку. Затем она приветственно помахала застывшим от изумления делегатам. Грянул гром аплодисментов.
Кому они были адресованы? Механической руке, которая сама нажала кнопку на тележке и, продолжая все так же помахивать ученым, торжественно покинула зал?
Вначале казалось, что именно ей. Но затем все поняли, что приветствовать машину бессмысленно.
Ученые и инженеры аплодировали сами себе. Это был необычайный случай!
Рядом со мной сидел небольшого роста щуплый человек с лысой грушевидной головой. Он без особого энтузиазма бесшумно ударял ладонью о ладонь, насмешливым взглядом провожая удалявшуюся на тележке руку.
— Вас это не удивляет? — спросил я.
— Смотрите, за ней волочится кабель.
— А как же иначе? Ведь не святой же дух ею управляет!
Человек поморщился:
— Все зависит от того, что подразумевать под святым духом. Если так называть радиоволны, то их действительно можно использовать.
Я его понял.
— Наверно, для данного случая не очень целесообразно строить широкополосный передатчик и приемник для передачи импульсов управления. Их ведь много.
Он пожал плечами и ничего не ответил. В это время председатель конференции объявил тему первого доклада и фамилию докладчика:
– «Импульсы регулирования в живых организмах», профессор Леонозов Павел Павлович.
Мой сосед зашелестел бумагами и, наступая сидевшим рядом на ноги, торопливо пробрался к доске.
«Значит, биолог», - подумал я, приготовившись слушать нечто такое, что меня совершенно не касалось, так как я специалист по электронным программирующим устройствам.
Доклад был действительно очень специальным. Сплошные блок-схемы. Блок-схемы регулирования кровяного давления. Блок-схема управления гормональным составом крови. Блок-схема адаптации глаза на свет. И так далее.
Постепенно мои мысли переключились на то, с чем несколько позднее я сам должен был выступить на конференции. Когда я снова обратил внимание на Леонозова, он уже медленно стирал с доски все, что нарисовал, и, стоя спиной к аудитории, невнятно произнес:
— Таким образом, автономная и центральная нервные системы живых существ таят в себе большие возможности…
