опаленные солнцемъ, потрескавшіеся подъ ветромъ, грубоватые и немного терпкіе, оставляющіе во рту вкусъ свежести и силы лесныхъ первинокъ.
«Только здесь, – пишетъ Бонапартъ, – и больше нигде на свете женщины заслуживаютъ держать въ своихъ рукахъ кормило… Женщине надо шесть месяцевъ Парижа, чтобы познать, чемъ ей обязаны и какова ея власть». И черезъ несколько дней: «Женщины здесь прекраснее, чемъ где-либо, и играютъ огромную роль».
Несомненно, здесь оне прекраснее, чемъ где-либо ва свете – и на много лрекраснее – женщины тридцати, тридцати пяти, даже сорока летъ, опытныя въ искусстве влюблять въ себя гораздо больше, чемъ въ искусстве любить; и онъ, яе имея ничего, кроме своей руки, предлагаетъ последнюю г-же Пермонъ, предлагаетъ, какъ разсказываютъ, г-же де ла Бушарди, ставшей впоследствіи г-жей де Леспарда, пока не наступаетъ вандеміеръ, когда онъ даетъ увлечь себя г-же де Богарне.
Молчаніе тогда для Дезире, молчаніе полное и абсолютное, а съ ея стороны – скорбная жалоба, тихая, нежная, она звучитъ въ ушахъ, какъ разбитая арфа:
«Вы сделали меня несчастной на всю жизнь, а я еще имею слабость все прощать вамъ. Вы, значитъ, женаты! И отныне бедной Евгеніи не будетъ позволено любить васъ, думать о васъ… Единственное, что остается мне въ утешеніе, это знать, что вы уверены въ моемъ постоянстве; помимо этого я не желаю ничего, кроме смерти.
«Жизнь – чудовищная мука для меня съ техъ поръ, какъ я лишена возможности посвятить ее вамъ… Вы – женаты! Я не могу свыкнуться съ этой мыслью, она убиваетъ меня, я не могу ее пережить. Я покажу вамъ, что я более верна клятвамъ и, несмотря на то, что вы порвали соединявшія насъ узы, я никогда не дамъ слово другому, никогда не вступлю въ бракъ… Я желаю вамъ всякаго благополучія, всякаго счастья въ вашей женитьбе; я желаю, чтобы женщина, которую вы избрали, сделала васъ такимъ же счастливымъ, какимъ предполагала сделать я и какимъ вы заслуживаете быть; но, будучи счастливы, не забывайте Евгенію и пожалейте о ея судьбе».
Бонапартъ, не умевшій забывать, испытывалъ угрызенія совести каждый разъ, когда вспоминалъ объ этой любви, которую онъ внушалъ, несомненно, въ гораздо большей степени, чемъ чувствовалъ самъ, въ которой отъ ребяческой забавы перешелъ незаметно для себя къ серьезнымъ намереніямъ и, наконецъ, невольно разбилъ сердце молодой девушки. Повидимому, всю жизнь онъ думалъ о томъ, какъ искупить вину, какъ добиться прощенія. Уже въ 1797 г. въ Милане онъ пытается выдать получше замужъ Дезире, которая въ этогь моментъ, въ ноябре, находится въ Риме съ сестрой и шуриномъ Жозефомъ, посланникомъ при Піе VI. Онъ даетъ очень теплое рекомендательное письмо генералу Дюфо, «прекрасному человеку, отличному офицеру. Бракъ съ нимъ былъ-бы весьма выгоденъ». Дюфо является, производитъ недурное впечатленіе, дело идетъ къ помолвке, но происходитъ ужасная сцена 28 декабря – и платье Дезире залито кровью ея жениха.
Отвергнувъ целый рядъ предложеній, Дезире, наконецъ, соглашается, въ то время, когда Бонапартъ находится въ Египте, выйти замужъ за Бернадотта; это – прекрасная партія, несомненно; но генералъ – невыносимейшій среди мелочныхъ и педантичныхъ якобинцевъ. Беарнезецъ, въ которомъ не осталось отъ Гасконца ни живости, ни очаровательной находчивости, у котораго за, разсчитанной утонченностью всегда таится какая-нибудь двойная игра, который считаетъ г-жу де-Сталь первой среди женщинъ, потому что она – самая педантичная среди нихъ, и въ медовый месяцъ свой онъ заставляетъ молодую жену писать подъ его диктовку. Изъ Каира, где онъ узнаетъ объ этомъ браке, который не можетъ ему нравиться, потому что Бернадоттъ былъ и остался его врагомъ, Бонапартъ шлетъ Дезире пожеланія счастья: «Она его заслуживаетъ». Когда онъ возвращается изъ Египта, то одна изъ первыхъ просьбъ, съ которой къ нему обращаются, исходитъ отъ Дезире. Она желаетъ. чтобы онъ былъ крестнымъ отцомъ сына, котораго она родила. Сынъ! Сына ему будетъ недоставать во всей его жизни, его недостаетъ ему и теперь. И Дезире, – словно мстя этимъ ненавистной ей Жозефине, которую она называетъ
«Если Бернадоттъ былъ французскимъ маршаломъ, княземъ Понтекорво и королемъ, то причина этому – его бракъ, – сказалъ Наполеонъ. – Все его ошибки за время Имперіи были прощены ему благодаря этому браку».
И какія ошибки! Съ первыхъ же дней после 18 брюмера Бернадоттъ открыто высказываетъ свою враждебность Наполеону. Темъ не менее, онъ на другой день назначается членомъ Государственнаго Совета, потомъ – главнокомандующимъ Восточной арміи. Тамъ онъ не только проявляетъ оппозиціонность, но открыто составляетъ заговоръ противъ Перваго Консула, пытается поднять противъ него армію. Теперь известны все обстоятельства этого дела. Каково же наказаніе? Никакого. Единственно съ целью удалить Бернадотта, Бонапартъ хочетъ назначить его посломъ въ Соединенные Штаты. Бернадоттъ не отказывается ехать, но разыгрываетъ комедію, которая удается, какъ нельзя лучше, и устраиваетъ такъ, что предназначенные для него фрегаты всегда оказываются неготовыми къ отправке.
Черезъ годъ – дело Моро, и если Бернадоттъ опять отделывается ничемъ, то потому, что такъ желаетъ Бонапартъ, потому что онъ все время помнить Евгенію, считаетъ своимъ долгомъ покровительствоватъ ей. Онъ делаетъ болыие того. Онъ откупаетъ y Mopo все его именія, его земли въ Гробеза, его отель на улице д'Анжу. За этотъ отель онъ уплатилъ 400.000 франковъ и даритъ его Бернадотту.
Наступаетъ Имперія: для Евгеніи онъ делаетъ Бернадотта маршаломъ Имперіи. grand aigl и главой восьмой когорты Почетнаго Легіона, председателемъ избирательной коллегіи департамента Воклюзъ, кавалеромъ Чернаго Орла; для нея онъ делаетъ его собственникомъ ежегоднаго дохода въ 300.000 франковъ, жалуетъ 200.000 франковъ наличными и самостоятельное княжество Понтекорво; для нея прощаетъ после Ауэрштедта, лрощаетъ после Ваграма, прощаетъ после Вальхерена; прощаетъ две военныя ошибки, которыя были, несомненно, не только ошибками, – прощаетъ разоблаченный заговоръ, въ которомъ Бернадоттъ, Фуше, Талейранъ вместе съ роялистами пускаютъ въ ходъ те же пружины, которыя позволятъ въ 1814 г. вернуться Людовику Желанному.
И черезъ его голову для нея – вся его заботливость, все его милости, которыя казались бы непонятными, если бы не эта, постоянно владевшая имъ, мысль: получить прощеніе. Когда черезъ два дня после битвы при Шпандене, въ которой Бернадоттъ былъ раненъ, Наполеонъ пишетъ ему, то делаетъ это для того, чтобы сказать, что «онъ съ удовольствіемъ узналъ, что г-жа Бернадоттъ находится при такихъ обстоятельствахъ около него»; чтобы прибавить: «Передайте, прошу васъ, г-же маршальше искреннейшій приветъ и маленькій упрекъ. Она могла бы написзать мне несколько словъ о томъ, что новаго въ Париже; но я откладываю объясненіе съ нею по этому поводу до перваго свиданія».
Его вниманію къ ней нетъ конца: после Эрфурта онъ даритъ ей одну изъ трехъ великолепныхъ шубъ, преподнесенныхъ ему русскимъ Императоромъ. При всякомъ случае, – хотя она почти и не появляется при дворе, потому что ненавидитъ Жозефину и всехъ Богарне и не скрываетъ это, – онъ делаетъ ей драгоценные подарки: севрскія вазы, гобелены. И разве не о ней, наконецъ, думаетъ онъ, когда – после Вальхерена! – предполагаетъ отправить Бернадотта въ Римъ въ качестве генералъ-губернатора, – т.-е. въ качестве одного изъ высшихъ сановниковъ Имперіи, – чтобы держать въ Квиринале Императорскій дворъ съ цивильнымъ листомъ въ три милліона, и темъ самымъ ровняетъ его съ Боргезе, который находится въ Турине, съ Элиза,
