знал, что она хотела ему ответить, но, вероятно решив, что ему вряд ли понравятся ее слова, промолчала. Она молчала, а он продолжал стучать по столу, повторяя свой вопрос. Бокалы звенели, серебро бряцало, и еще несколько груш упало на пол. Но он все стучал и повторял одно и то же слово, пока я не подумал, что сейчас сойду с ума от душившей меня ярости.
А потом я услышал голос, который сказал:
– Достаточно, Мелбери.
Я был немало удивлен, поняв, что сам сказал эти слова. Я стоял на ногах, мои руки висели вдоль тела. Я говорил громко и четко, но без гнева. Однако мои слова возымели действие, ибо Мелбери перестал стучать и кричать и посмотрел на меня.
– Достаточно, – повторил я.
Престарелый епископ дотронулся до руки Мелбери.
– Сядьте, Гриффин, – сказал он мягко.
Мелбери не обращал внимания на епископа. Он смотрел на меня, и, что удивительно, в его взгляде не было и намека на гнев.
– Да, конечно, я сяду.
Мы оба сели на свои места.
Он посмотрел на гостей и отпустил шутку о том, что жены слишком мягки с прислугой, и все старались, как могли, чтобы неприятный инцидент был поскорее забыт. К концу ужина, когда мужчины и женщины разошлись в разные комнаты, мне показалось, инцидент был полностью забыт.
Но я не забыл ничего.
На следующее утро, к своему немалому удивлению, я получил записку следующего содержания:
Мистер Эванс!
Мне трудно представить, с какими трудностями вы сталкиваетесь в вашем тяжелом и опасном положении, но в то же время мне трудно поверить, что эти трудности могли вынудить вас принять неуместное приглашение моего мужа. Тем не менее вы это сделали и стали свидетелем того, что мой муж вел себя не вполне достойно. Зная, что вы человек с обостренным чувством справедливости, я провела бессонную ночь в страхе, что вы можете предпринять какие-нибудь необдуманные поступки в связи с поведением мистера Мелбери. В целях предотвращения таких поступков я считаю необходимым встретиться с вами и обсудить известные вам события. В четыре часа пополудни я буду у Монумента в память о Большом пожаре. Если вы желаете мне покоя, вы придете, чтобы встретиться с вашим другом.
Мириам Мелбери
Я подумал, что, по крайней мере, она не подписала свое письмо «Мэри». Естественно, я буду там, не смогу не прийти. Я не знал, чего она боялась. Что я побью ее мужа? Что вызову его на дуэль? Или было что-то еще? Вдруг она испугалась, что я узнаю о нем что-то, чего она не хотела, чтобы я знал?
Я не знал, чем себя занять до встречи, а выходить мне не хотелось. Я был у себя, когда в дверь постучалась моя домовладелица и сказала, что внизу меня ждет посетитель.
– Какой посетитель? – спросил я.
– Не самого лучшего вида, – сказала она.
Ее впечатление оказалось верным, ибо за ней в комнату проследовал мистер Титус Миллер.
Он вошел и стал оглядываться по сторонам, будто оценивал, подойдут ли помещения для его собственных целей.
– Вы удобно устроились, – сказал он, как только за миссис Сирс закрылась дверь. – Я вижу, вы очень удобно устроились.
– А что, простите, есть причина, по которой я не могу жить в удобстве?
– Возможно, я знаю одну-две причины, – сказал он. Он взял в руки книгу, которую я позаимствовал из собрания миссис Сирс, и смотрел на нее так, словно держал в руках драгоценный камень. – Находите время на книги и всякую там изящную словесность, как я вижу. Вы, конечно, хозяин своего времени, или были им, по крайней мере. Но я пришел по делу, а мы еще не начали говорить о нем. Так? Возможно, бокал вина нам обоим не повредит, чтобы чувствовать себя менее скованно. – Миллер положил книгу.
– Я не чувствую себя скованным, – сказал я. – Но едва ли тот факт, что я согласился заплатить долги друга, дает вам право разговаривать со мной в подобном тоне и вести себя нагло.
– Вы, конечно, можете думать что хотите. Я не буду столь недоброжелательным, чтобы мешать вам это делать. Но я бы очень хотел выпить бокал вина, мистер… Впрочем, я не стану называть вас Эвансом, поскольку это не настоящее ваше имя, но и не стану называть вас вашим настоящим именем, поскольку вы можете расстроиться, если я назову его вслух.
И вот это случилось. Думаю, я знал, что это рано или поздно произойдет. Я не мог скрываться под маской до бесконечности. Кто-то должен был догадаться. Конечно, мисс Догмилл догадалась, и Джонсон тоже, но они не собирались мне вредить. У меня не было уверенности, что Миллер будет столь же благожелателен.
Я повернулся к нему лицом.
– Боюсь, я не понимаю, что вы хотите сказать, – беспомощно сказал я, теша себя бесплодной надеждой, что смогу найти выход из этого ужасного положения.
Миллер лишь покачал головой, давая понять, что мои увертки бесполезны.
– Конечно понимаете, а если делаете вид, что не понимаете, то я могу пойти и все объяснить констеблю. Полагаю, он меня поймет как нельзя лучше.
Я налил себе вина, но не предложил Миллеру.
– Если бы вы хотели сообщить что-то констеблю, вы это давно бы уже сделали. Из чего следует, что вы предпочитаете иметь дело со мной. – Я сел, не предложив это сделать ему, и он остался стоять, переминаясь с ноги на ногу. Мне оставалось довольствоваться лишь такими крошечными победами. – Может быть, лучше вы скажете, чего вы хотите, Миллер, а я вам скажу, выполнимо это или нет.
Если он и рассердился, что ему не предложили сесть, то никак этого не показал.
– Насчет того, выполнимо это или нет, не может быть вопроса. Я не собираюсь просить у вас ничего невозможного, и нет необходимости объяснять, что последует, если вы откажетесь это сделать.
– Давайте не будем сейчас говорить о последствиях, а поговорим о самой просьбе.
– Я вижу, вы настроились на деловой лад. Больше не корчите из себя напыщенного щеголя. Вы что, действительно полагали, что в этом щегольском наряде вас никто не узнает? Я вас сразу узнал. Может, эти уловки и могут обмануть простого человека, но только не меня, с моей проницательностью. Я прежде часто вас встречал и всегда наталкивался на презрение, хотя я лишь делаю свое дело.
Я нагнулся вперед:
– Вы несете всякую чушь, которую никто не намерен слушать. Можете идти домой, Миллер, и сожалеть о напрасно потраченном времени. Но я не позволю вам отнимать время у меня. Говорите, сколько вы хотите.
Если я его оскорбил, он не подал вида.
– Тогда просьба выражается в сумме двести шестьдесят фунтов долга мистера Мелбери, как было договорено, и добавим, скажем, двести сорок фунтов для меня лично. Итого: вся сумма составит пятьсот фунтов.
Услышав сумму, я едва сдержался, чтобы не всыпать ему, как он того заслуживал.
– Пятьсот фунтов огромная сумма, сударь. С чего вы решили, что она у меня есть?
– Я могу лишь предполагать, но, поскольку вы вызвались заплатить двести шестьдесят фунтов за мистера Мелбери, я вынужден прийти к заключению, что, хоть это и большие деньги, они у вас не последние. В любом случае из газет я узнал, что мистер Эванс пользуется популярностью в Лондоне. Не сомневаюсь, что человек вашего положения может пожертвовать небольшой частью своего дохода с плантации.
– Вы предлагаете мне взять деньги в долг у доверчивых джентльменов, со всеми вытекающими последствиями?
– Мне все равно, где вы возьмете деньги, сударь. Но взять их где-то вам придется.
