Полтаве. Сноп одинаковых лучей Запада прошел через обе половины народа. Но уравнение нравов, выводимых из изучения преданий старины глубокой, Пушкина, Чебышева, Чаадаева, позволяет судить о будущих поколениях.
Лобачевский и Чаадаев родились в один год, и оба хотели (по-разному) построить не этот, другой мир. В ряду Карамзин, Чаадаев, Катков четные были западниками, нечетные (от Карамзина).
Для Пушкина замечательно, что вместе с ним родились Верстовский (живая «Аскольдова Могила») и Львов: здесь лучи времени (луч предка), разлагаясь, насы<тя>т разные дарования.
Исчисление по 27 лет дает следующий ряд: 1718 Сумароков 1745 Кулибин 1772 Сперанский 1799 Пушкин 1826 Салтыков 1853 Владимир Соловьев и Короленко.
Он замечателен проходящей через него одной общей мыслью.
Каждое поколение как бы держит в руках игрушку, в которой разочаровывается следующее, и ищет новой. Слово, мосты, законы, изнеженность, проклятие жизни, робкое оправдание жизни.
<1914>
Закон поколений*
Истина разно понимается поколениями. Понимание ее меняется у поколений, рожденных через 28 лет; так как это время есть число лет, равное частному месяца и суток, то на Марсе смена пониманий истины должна происходить через
Далее будут разобраны подробно некоторые ряды.
Вот ряд: Кольцов 1809, Случевский 1837, Мережковский 1865.
Народник Кольцов — первый шаг народничества (изваяние Каменского), его за руку ведет Пушкин в кокошнике. Наоборот, Случевский, которого считают предвозвестником «Весов», «Золотого Руна», был первым уходом от народа в гордое «я». Писатель Случевский был им, потому что родился через 28 лет после Кольцова. Авраама народничества сменил основоположник «Северных Цветов Ассирийских»*, после пахаря, сивки («Hy, тащися, сивка» Кольцова) — Ассирия, певец мрачно-бледных видений, ушедший от кумира «Народ», требовавшего новых жертв. Другой Хирам «Весов» Мережковский, третий в ряду, углубленный в свое «я», находит там языческое «я» Случевского и «они» народничества Гоголя и Кольцова, отсюда две бездны Мережковского*.
Одна его бездна как бы относится к Случевскому, другая к народнику Кольцову и Гоголю (1809). Холодное творчество Мережковского связано с «я» и «они».
Юлий Словацкий («Панна Венеда»)* разделен 2х28 от Фад. Костюшко 1809, 1753.
Не менее странен ряд Каченовский (1), Одоевский, Тютчев (1), Блаватская 1775, 1803, 1831. Суть этого ряда — вершины «величавой веры» и «жалкого неверия» в Русь. Каченовский как ученый противник Карамзина отвергал подлинность киевских летописей и «Русскую Правду».
Это высшие размеры научного сомнения, кем-либо когда-либо проявленные. И Тютчев, пришедший через 28 лет, во имя священного обуздал рассудок и указал сомнению его место.
Итак, не оттого ли Тютчеву присуща высокая вера в высокие судьбы России (известные слова: «умом России не понять, аршином общим не измерить, у ней особенная стать — в Россию можно только верить»), что за 28 лет до него жил Каченовский, и не к Каченовскому ли обращены эти гневные слова? «У ней особенная стать — в Россию можно только верить»!
Конечно, Тютчев и Одоевский должны были родиться в одном году. На это указывает особая, более не встречающаяся тайна имен. В этом уходе на остров веры спутником Тютчеву был и Одоевский. Тютчеву и Одоевскому должно быть благодарными за одни их имена. Имена Тютчева и Одоевского, может быть, самое лучшее, что они оставили. Странно, что «Белая ночь» звучало бы настолько плохо, насколько хорошо «Белые ночи». Белыми ночами как зовом к северному небу скрыто предсказание на рождение через 28 <лет> Бредихина, первого русского, изучавшего хвостатые звезды, и брошено указание на родство 2-го знания с звездным.
Блаватская — перенесение предания Тютчева в Индию, а Козлов (1831) дал высший уровень смутной веры. В бегстве от Запада Блаватская приходит к священному Гангу. Этот ряд может быть назван рядом угасания сомнения, так как на смену Каченовскому приходят люди, те, кто, то — устало, как Одоевский, то с оттенком строгого долга, как Тютчев, то пылко, как Блаватская, верят большему и в большее, чем средние люди.
Также через 28 лет после Мятлева (1796), осмеявшего в Курдюковой поклонение Западу сверх меры, был Августин Голицын (1824), парижанин, католик и сын католика. Истина здесь переменила знак.
Григорович 1822. Ясинский 1850.
При имени писателя Григоровича вспоминается крепостной Антон Горемыка, главное лицо повести, и кружево кругом рук писателя; это повесть про несчастную судьбу крепостного. Несправедливые господа и суровый быт мешают ему проявить прекрасные задатки природы и свою прекрасную душу.
У Ясинского, наоборот, покорно закону 28 лет, притязает на чужие слезы и сострадания читателя не Антон, а помещик, потомок господ Антона. В силу 28 лет права на слезы читателя перешли от крепостного, выставленного в непривлекательном виде хитреца и дельца, на его нежного слабого господина, гибнущего от доброты.
Оба писателя по-своему сословны. Но теневое у Григоровича освещено сочувствием у Ясинского, а помещик в слабом мученическом сиянии. Наружность Ясинского также противоположна Григоровичу: неряшливый вид, громадная борода.
Начитанный ученый Веселовский и пылкий Белинский. Более ученый Веселовский и красноречивый Белинский также разделены 28 годами (1838 и 1810).
Задача ученого Веселовского найти общеевропейские черты в эпосе (Китоврас и др.), между тем писания Белинского определяют удельный вес в писателе народно-русского начала (Пушкин и т. д.) — кто был истинно писателем?
Ряд Лавров (1), Максим Ковалевский (1823, 1851).
У Лаврова выступает личность — первый двигатель общества, а М. Ковалевский через 28 лет выступил с родовым бытом. Новой палицей ученых боев, давших ему имя. Племя (род) сменило единицу, в чем сказалось 28 лет. Если вы знаете, что Герцен бил в колокола, то готовьтесь к тому, что Ткачев — (человек, живший через 28) станет бить в набат. Набат это больше чем просто дергать веревку колокола. Это не шутка и не праздничная обязанность человека на колокольне. В самом деле у Ткачева было право на набат. Он родился в 1840, Герцен в 1812. Год Герцена оттеняет родившийся вместе с ним изящный Панаев. Свидетель времени Пушкина. Кукольник 1812, Успенский 1840; и вот «Нравы Растеряевой улицы» были недоумевающим ответом на «Рука Всевышнего отечество спасла».
Родившийся в 1817 г. Алексей Толстой, не падая «на брюхи» перед народом и защищая восточную гордость и спесь, шел против течения. Кто, кроме косматых народников и надушенных западников, мог быть до и после него?
И точно, за 28 лет родился известный западник Тургенев, парижанин 1789, писавший на галльском наречии о русских делах, приговоренный к смертной казни (резкие признаки западничества); через 28 народник Златовратский 1845 (знамя правоверного народничества). Ряд: Крапоткин 1842 и Бакунин 1814 = 28. Крапоткин в сущности был мирный, но рассерженный ученый.
Это само по себе замечательно; значение ряда усиливается тем, что за 28 лет до Бакунина родился
