Том 3. Басни, стихотворения, письма

Зимой ни зеленеть, ни цвесть я не могу»,
   Огню так Роща отвечает.
  «Безделица!» Огонь ей продолжает:
«Лишь подружись со мной; тебе я помогу.
  Я солнцев брат, и зимнею порою
   Чудес не меньше солнца строю.
   Спроси в теплицах об Огне:
Зимой, когда кругом и снег и вьюга веет,
   Там всё или цветет, иль зреет:
   А всё за всё спасибо мне.
   Хвалить себя хоть не пристало,
   И хвастовства я не люблю,
Но солнцу в силе я никак не уступлю.
  Как здесь оно спесиво ни блистало,
Но без вреда снегам спустилось на ночлег;
А около меня, смотри, как тает снег,
Так если зеленеть желаешь ты зимою,
    Как летом и весною,
   Дай у себя мне уголок!»
Вот дело слажено: уж в Роще Огонек
  Становится Огнем, Огонь не дремлет:
   Бежит по ветвям, по сучкам;
Клубами черный дым несется к облакам,
И пламя лютое всю Рощу вдруг объемлет.
Погибло всё вконец, — и там, где в знойны дни
Прохожий находил убежище в тени,
Лишь обгорелые пеньки стоят одни,
    И нечему дивиться:
   Как дереву с огнем дружиться?

Чиж и еж

    Уединение любя,
Чиж робкий на заре чирикал про себя,
Не для того, чтобы похвал ему хотелось,
  И не за что; так как-то пелось!
  Вот, в блеске и во славе всей,
  Феб лучезарный из морей
      Поднялся.
Казалось, что с собой он жизнь принес всему,
      И в сретенье ему
Хор громких соловьев в густых лесах раздался.
  Мой Чиж замолк. «Ты что ж»,
  Спросил его с насмешкой Еж:
    «Приятель, не поешь?» —
«Затем, что голоса такого не имею,
  Чтоб Феба я достойно величал»,
   Сквозь слез Чиж бедный отвечал:
«А слабым голосом я Феба петь не смею».

   Так я крушуся и жалею,
Что лиры Пиндара мне не дано в удел:
    Я б Александра пел.

Волк и ягненок

У сильного всегда бессильный виноват:
Тому в Истории мы тьму примеров слышим,
   Но мы Истории не пишем;
  А вот о том как в Баснях говорят.

Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться;
   И надобно ж беде случиться,
Что около тех мест голодный рыскал Волк.
Ягненка видит он, на до́бычу стремится;
Но, делу дать хотя законный вид и толк,
Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом
   Здесь чистое мутить питье
      Мое
     С песком и с илом?
    За дерзость такову
   Я голову с тебя сорву».—
   «Когда светлейший Волк позволит,
Осмелюсь я донесть: что ниже по ручью
От Светлости его шагов я на сто пью;
  И гневаться напрасно он изволит:
Питья мутить ему никак я не могу».—
    «Поэтому я лгу!
Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!
Да помнится, что ты еще в запрошлом лете
   Мне здесь же как-то нагрубил: