– А оттуда?
– С Ямайки вы можете следовать в любую часть испанской Америки.
– А что мы сможем извлечь из этого… окольного пути, что ли… я правильно выразился?
– Да, вполне. А что до того, что вы сможете извлечь, время покажет. Дом Мендоза, в свое время, финансировал отправку грузов с Ямайки. Я имею намерения создать там банк, круг интересов которого был бы значительно, шире. Разумеется, это будет возможно тогда, когда Ямайка будет иметь торговые отношения с разными странами, например, с Кубой, Пуэрто-Рико или Рио де ла Плата.[13] Но это возможно лишь при обретении этими государствами истинной независимости, так как вы и Роберт предполагаете… Вот при этих условиях Мендоза-банк, основанный на Ямайке, будет иметь шансы открыть свои филиалы и в этих странах.
– Возможно, что так и будет, – негромко сказал де Майя. – Но на протяжении многих лет они были испанскими колониями. Поэтому с уверенностью можно предположить, что население этих стран не скоро отвыкнет от испанского языка, ставшего для них родным, от испанских привычек и обычаев даже тогда, когда они возьмутся за создание нового, более либерального и свободного пути развития.
– Да, это действительно так, – согласился Лиам.
Роберт писал ему в письме о проблемах дома Мендозы в Кордове. Писал он также и об этом испанце- фанатике. Характеристику он давал ему прекрасную: писал о том, что человек этот весьма образован, в высшей мере порядочен и что Роберт хочет связать с ним осуществление далеко идущих планов. Он упоминал и о том, что в подвалах его дома «хоть шаром покати» и поэтому у него другого выбора нет, как попробовать начать новый путь выхода из нынешнего кризиса. Лиам крутил в руках письмо, посвященное деловым вопросам.
– Мой брат предлагает мне объединить наши оба дома с тем, чтобы совместными усилиями более успешно продвигаться в делах. Ведь мы, думаю, что это для вас не секрет, в последние годы были очень разъединены.
– Я в курсе этого, потому что давно слежу за деятельностью дома Мендоза.
– Приятно это слышать. Тогда вам должно быть известно, что мы вполне можем работать вместе и очень успешно работать, если условия приемлемы для обеих сторон. Так что вряд ли стоит опасаться, что предполагаемый банк столкнется с трудностями, работая с испанскими джентльменами, как вы считаете?
– Я полностью с вами согласен, сеньор, – улыбнулся де Майя в ответ.
Он повернулся к своей жене, что-то быстро ей сказал. Мария Ортега поднялась и грациозно склонила голову, прощаясь с Лиамом. И та и другая сторона пытались перещеголять друг друга в сердечности, обмениваясь прощальными знаками внимания.
– Я подумаю, что для вас сделать, чтобы у вас было поменьше проблем, – пообещал Лиам. – Я пришлю к вам своего сына, когда мне станет что-нибудь известно.
Позже, лежа в жесткой кровати в холодной английской гостинице, которая внушала ей стойкое отвращение с первых же минут, Мария высказалась в адрес Лиама Мендоза.
– Да, его братик и половины Роберта не стоит. С этим мы могли бы заключить любое соглашение, которое пожелали бы и на любых для нас условиях.
Хозяин и хозяйка дома на Кричард Лэйн бодрствовали тоже. Они лежали в постели и разговаривали. На Мириам была бежевая ночная шапочка, из-под которой выбивались темные волосы с отчетливо проступающей сединой. Ее ночная рубашка была того же цвета. Застегнута она была до горла, длинные рукава не позволяли ее греховной плоти выглядывать наружу. Мириам была смиренной богобоязненной женщиной, знавшей свой долг. Сейчас этот долг состоял в том, чтобы разговорить своего мужа и тем самым отвлечь от тягостных дум.
– Лиам, тебя что-то беспокоит? Роберт написал тебе что-нибудь, из-за чего ты расстроился? Мне показалось, что ты очень обрадовался, получив от него весточку.
– Я понимаю, что волноваться особенно нечего. Роберт ведь не круглый дурак. Он предоставил этим испанцам большую свободу, но финансовые решения они без его ведома принимать не имеют права.
– Что же тогда тебя беспокоит?
– Я сам, – тихо признался Лиам. – Я тебе не говорил, что Роберт прислал два письма. В одном из них пишет о том, что несколько лет он был живым мертвецом. Но сейчас воскрес, вернулся к жизни и обнаружил, что у него есть незаконнорожденный сын. Матерью этого мальчика он называет одну цыганку.
– Цыганку? Но он не собирается же на ней жениться? Или собирается? Лиам? Он ведь не может жениться на цыганке?
– Собирается или нет, я не знаю. Он об этом не пишет. Но Роберт не скрывает своего восторга мальчиком и собирается сделать его своим наследником.
– Наполовину еврей, наполовину цыган, – в раздумье говорила Мириам. – Лишь небу известно, что из него получится.
– По крови серединка наполовинку, а вот что касается наследства, то он будет вполне Мендоза, ведь его отец – Роберт Мендоза. И сейчас есть возможность воссоединить наши дома. На виноградниках в Хересе стали изготовлять новый сорт вина. Этот испанец привез мне его на пробу. Это что-то невообразимое. Роберт хочет, чтобы я его завозил, притом не в бочках, а в бутылках с этикеткой «Мендоза – Руэс».
– А ты осилишь это дело?
– Если и осилю, то много этого вина я не продам, – признался Лиам. – Но я ему напишу, что возьму столько, сколько смогу. Если ничего не будет мешать, то между нами опять начнутся хорошие, деловые связи.
– Прекрасно. Это хорошее и правильное решение, Лиам. А теперь вернемся к моему первому вопросу: что тебя волнует?
– То расстояние, которое нас разделяет, – ответил он, подумав. – Мы отдалились друг от друга. Раньше у наших домов были общие радости и неудачи, а теперь… Наши сыновья, Джозеф и этот Рафаэль, некогда
