— Они весили по пятьдесят фунтов каждый. — Дэниел смутился. — Слишком тяжелый груз.
— Я видел, как ты нес вдвое больше.
Хэл был рассержен и разочарован. Без запасов пороха они беззащитны перед этой дикой природой, хищниками и племенами, населяющими горы.
— Дэниел нес мои седельные сумки, — негромко вмешалась Сакина. — Больше никто не мог это сделать.
— Простите, капитан, — сказал Дэниел.
Но Сакина яростно вступилась за него.
— В моих сумках нет ни одного предмета, без которого мы могли бы обойтись. Среди прочего — лекарства. Они спасли твою ногу и спасут еще многих от ран и болезней, с которыми мы здесь столкнемся.
— Спасибо, принцесса, — Дэниел посмотрел на нее, как преданный пес. Хэл подумал, что, будь у боцмана хвост, он бы завилял им.
Он улыбнулся и потрепал Дэниела по плечу.
— Не вижу твоей вины в том, что ты сделал, Большой Дэнни. Ни один живой человек не смог бы сделать больше.
Все успокоились и заулыбались. Затем Нед спросил:
— Вы говорили серьезно, обещая нам корабль, капитан?
Сакина встала.
— На сегодня довольно. Он должен набраться сил, прежде чем вы снова приметесь изнурять его. Уходите. Завтра придете снова.
Все по очереди подходили к Хэлу, пожимали ему руку и бормотали что-нибудь нечленораздельное и уходили в темноту, к другим хижинам на дне долины. Когда вышел последний, Сакина подбросила в огонь свежее кедровое полено, потом подошла и села рядом с Хэлом.
Естественно, Хэл собственнически обнял ее за плечи. Она прижалась к нему гибким телом и положила голову на плечо. Удовлетворенно вздохнула, и некоторое время оба молчали.
— Я хотела бы провести так рядом с тобой всю жизнь, но звезды могут этого не позволить, — прошептала она. — Время нашей любви может оказаться коротким, как зимний день.
— Не говори так, — приказал Хэл. — Никогда.
Оба посмотрели на звезды; здесь, высоко в горах, те были такими яркими, что освещали небо жемчужным светом, как в раковине, только что добытой из моря. Хэл смотрел на звезды и думал над словами Сакины. Его охватили безнадежность и печаль. Он вздрогнул.
Она сразу выпрямилась и негромко сказала:
— Ты замерз. Иди сюда, Гандвейн.
Она помогла ему встать и провела в глубину хижины, к тюфяку у дальней стены. Уложила, зажгла маленькую глиняную масляную лампу и поставила ее на полку в скальной стене. Потом прошла к огню и сняла с углей глиняный котелок с водой. Налила горячей воды в пустую миску и разбавляла холодной из горшка у двери, пока температура ее не удовлетворила.
Двигалась Сакина спокойно и неторопливо. Хэл, опираясь на локоть, наблюдал за ней. Она поставила миску с теплой водой на пол в центре, потом налила несколько капель вина из фляжки и размешала рукой. Хэл ощутил в паре легкий аромат.
Сакина встала, подошла к двери, завесила ее львиной шкурой, потом вернулась и встала над чашей с ароматной водой. Извлекла дикие цветы из волос и бросила на одеяло к ногам Хэла. Не глядя на него, распустила длинные волосы и расчесывала их, пока они не засверкали, как обсидиан. Расчесываясь, она запела на своем языке — была это колыбельная или любовная песня, Хэл не знал. Пела она мелодичным голосом, который успокаивал и восхищал Хэла.
Сакина отложила гребень и спустила платье с плеч. Ее кожа блестела в желтом свете лампы, груди были свежи, как маленькие золотые груши. Когда она повернулась к нему, Хэл пожалел, что эти груди были скрыты от него раньше. Песня изменилась, в ней зазвучали нотки радости и возбуждения.
— О чем ты поешь? — спросил Хэл.
Сакина улыбнулась ему через голое плечо.
— Это свадебная песня народа моей матери, — ответила она. — Новобрачная говорит, что счастлива и любит мужа с вечной силой океана и терпением сверкающих звезд.
— Никогда не слышал ничего приятней, — прошептал Хэл.
Медленным чувственным движением она развернула саронг на талии и отбросила его в сторону. Ягодицы ее оказались маленькими и аккуратными, глубокая щель между ними превращала их в два совершенных овала. Сакина присела рядом с чашей и небольшой тряпочкой начала обмываться. Начала с плеч, потом вымыла руки до самых длинных заостренных пальцев.
Хэл понимал, что она совершает ритуальное омовение, что это часть церемонии, которая сейчас развертывается. Он восторженно следил за каждым движением Сакины, а она время от времени поглядывала на него и застенчиво улыбалась.
Мягкие волосы у нее за ушами стали влажными, капли воды стекали по щекам и верхней губе.
Наконец Сакина встала и медленно повернулась лицом к Хэлу. Когда-то он считал ее тело мальчишеским, но теперь увидел, что оно женское, и его охватило желание. Живот у нее плоский и гладкий, как масло, у его основания треугольник темных волос, мягких, как спящий котенок.
Она отошла от чаши и вытерлась. Потом подошла к лампе, взялась рукой за фитиль и наклонилась, чтобы задуть пламя.
— Нет, — сказал Хэл. — Оставь огонь. Я хочу смотреть на тебя.
Наконец она подошла к нему, скользя по каменному полу маленькими босыми ступнями, легла на тюфяк, в его объятия, и прижалась к нему всем телом. Прижала губы к его рту. Они были мягкими, влажными и теплыми, и пахла она дикими цветами, которые носила в волосах.
— Я ждала тебя всю жизнь, — прошептала она.
Он шепотом ответил:
— Ждать пришлось долго, но вот я наконец здесь.
Утром Сакина гордо показала сокровища, которые привезла в своих седельных сумках. Каким-то образом ей удалось раздобыть все, что он просил достать в своих записках, которые оставлял в стене для Аболи.
Он схватил карты.
— Где ты их взяла, Сакина?
Она радостно увидела, насколько они для него ценны.
— У меня много друзей в колонии, — объяснила она. — Даже шлюхи ходят ко мне лечить свои болезни. Доктор Соар убивает больше пациентов, чем спасает. Некоторые дамочки из таверн отправляются по своим делам на корабли, стоящие в заливе, а возвращаются с ворованными вещами. Далеко не все, что они приносят, подарки моряков. — Сакина весело рассмеялась. — Если что-то не прибито к палубе галеона, они считают это своим. И когда я спросила у них про карты, они принесли мне эти. Это тебе нужно, Гандвейн?
— Это больше, чем я мог надеяться. Особенно ценна вот эта и еще эта.
Карты явно были сокровищем кого-то из мореплавателей, очень подробные, испещренные надписями и наблюдениями; все это написано разборчивым почерком образованного человека. Карты в удивительных подробностях изображали берега Южной Африки, и по собственным знаниям Хэл видел, насколько они точны. К его удивлению, на одной из карт была обозначена и Слоновья лагуна: он впервые видел ее на чужой, не отцовской карте. Положение было указано с точностью до нескольких минут, а на полях нарисована береговая линия и указана высота утесов на входе в лагуну; все это он сразу узнал, так как сам видел воочию.
Хотя берег и прибрежные воды изображались очень точно, внутренние территории, как обычно, были пусты или заполнены предполагаемыми озерами и горами, которых никто не видел.
Горы, где они находились сейчас, на карте были показаны так, словно картограф наблюдал их из колонии на мысе Доброй Надежды или из залива Фалсбай, очертания гор и их размеры указаны предположительно. Каким-то образом Сакине наряду с картами удалось достать и голландский морской
