— Он также рассказал о вашей замечательной победе у Митсивы.
Назет не выказал никакой радости, услышав эту похвалу.
— Одно уравновешивает другое, — сказал он. — Если Эль-Гранг господствует на море, он может бесконечно подвозить подкрепления и припасы для своей поредевшей армии из Аравии и с территории Великого Могола. Он уже восполнил потери, которые я нанес ему у Митсивы. Я жду прибытия подкрепления с гор и пока не готов напасть на него у Зуллы. А он каждый день получает подкрепления морем и становится все сильней.
Хэл наклонил голову.
— Я понимаю ваши затруднения.
Что-то в голосе генерала его тревожило: нараставшее волнение меняло тембр этого голоса. Хэлу пришлось прилагать усилия, чтобы думать не о говорящем, а о смысле его слов.
— Новая беда тревожит меня, — продолжал Назет. — Эль-Гранг принял на службу очень сильный иностранный корабль; он превосходит все, что мы можем ему противопоставить.
Хэл почувствовал, как холодок бежит по спине, а волосы на предплечьях встают дыбом.
— Что это за корабль? — негромко спросил он.
— Я не моряк, но мои адмиралы говорят, что это корабль с квадратными парусами, класса фрегата. — Назет проницательно взглянул на Хэла. — Должно быть, такой же, как твой.
— Вам известно имя его капитана? — спросил Хэл, но Назет отрицательно покачал головой.
— Знаю только, что он топит дау, которые подвозят мне припасы с севера.
— Под каким флагом он плавает? — настаивал Хэл.
Назет быстро заговорил по-гизски с одним из офицеров, потом снова повернулся к нему.
— На корабле красный оманский флаг, но также красный крест необычной формы на белом фоне.
— Думаю, я знаю этого мародера, — мрачно сказал Хэл, — и при первой же возможности вступлю с ним бой, если его христианское величество даст мне патент на службу капером в его флоте.
— По совету Фасилидеса я уже приказал придворному писцу выписать такое свидетельство. Нужно только договориться об условиях, и я подпишу его от имени императора. — Назет встал. — Но пойдем, я покажу тебе расположение наших сил и сил Эль-Гранга.
Он направился в дальний конец помещения, и остальные офицеры пошли за ним. Все обступили круглый стол, на котором Хэл увидел глиняный макет Красного моря и окружающей местности. Макет включал много мельчайших подробностей и был реалистически раскрашен. Отчетливо были видны все города и порты, по синей воде плыли маленькие корабли, а отряды кавалерии и пехоты представляли собой фигурки из слоновой кости в ярких мундирах.
Все принялись серьезно разглядывать макет, а император тем временем подтащил стул, чтобы дотянуться до фигурок. С радостным смехом, подражая лошадиному ржанию и пушечным выстрелам, он стал передвигать фигурки по доске. Назет протянул руку, чтобы его остановить, и Хэл посмотрел на эту руку. Тонкая, гладкая, изящная, с длинными заостренными пальцами и розовыми ногтями. Неожиданно он понял и, не сдержавшись, выпалил по-английски:
— Святая Мария! Вы женщина!
Назет взглянула на него, и ее янтарные щеки потемнели от раздражения.
— Советую не относиться ко мне пренебрежительно из-за моего пола, капитан. Как англичанин, ты должен помнить, какой урок вам преподала женщина под Орлеаном.
Хэл уже собрался ответить: «Да, но это было больше двухсот лет назад, и мы сожгли ее за все причиненные неприятности», — но сумел вовремя остановиться и сказал только виноватым тоном:
— Я не хотел вас обидеть, генерал. Это только усиливает мое восхищение вашим умением быть предводителем.
Назет не так-то легко оказалось умиротворить, манеры ее стали резкими и деловыми; она кратко объяснила тактическое и стратегическое положение двух армий и указала места, где можно использовать «Золотой куст». Она больше не смотрела на него прямо, и ее губы отвердели.
— Ожидаю, что ты будешь под
— Нет, генерал.
— Что касается доли добычи, две трети идут в имперскую казну, остальное тебе и твоему экипажу.
— Обычно корабль получает половину добычи, — заметил Хэл.
— Капитан, — холодно сказала Назет. — В этих морях обычай устанавливает его христианское величество.
— Тогда я должен согласиться.
Хэл иронически улыбнулся, но Назет никак не откликнулась на это легкомыслие.
— Любые военные припасы и провиант, которые вы захватите, будут куплены императорской казной, захваченные корабли купит флот.
Она посмотрела на вошедшего писца, который, поклонившись, протянул ей лист жесткого желтого пергамента. Назет быстро просмотрела текст, потом взяла у писца перо, заполнила несколько граф и подписалась снизу «Юдифь Назет», добавив после своего имени крест.
Посыпав свежую надпись песком, она сказала:
— Написано на гизском языке, но к нашей следующей встрече я приготовлю перевод на английский. А тем временем даю слово, что в документе содержатся именно те условия, которые мы обсудили.
Она свернула документ, перевязала лентой и протянула Хэлу.
— Вашего слова для меня достаточно.
Хэл спрятал свернутый лист за рукав.
— Я уверена, что тебе не терпится вернуться на корабль, капитан. Я тебя больше не задерживаю.
Она как будто совершенно забыла о его существовании и все внимание обратила на своих командиров и глиняный макет на столе.
— Вы говорили о серии сигналов.
Несмотря на неприветливость Назет, Хэл испытывал странное нежелание расстаться с ней. Его тянуло к этой женщине, как стрелку компаса притягивает север.
Она не посмотрела на него, но ответила:
— Адмирал Сенек пришлет к тебе на корабль книгу сигналов до вашего отплытия. Епископ Фасилидес проводит вас к лошадям. До свидания, капитан.
Идя по длинному коридору рядом с епископом, Хэл негромко спросил:
— Скиния Марии здесь, в монастыре. Я прав?
Фасилидес резко остановился и посмотрел на него.
— Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?
— Как набожный христианин, я хочу взглянуть на эту святую реликвию, — ответил Хэл. — Можете исполнить это мое желание?
Фасилидес нервно потянул себя за бороду.
— Может быть. Посмотрим. Иди за мной.
Он провел Хэла туда, где его ждал Аболи, и они оба прошли вслед за епископом по еще одному лабиринту лестниц и переходов и наконец остановились перед дверью, которую охраняли четыре монаха в рясах и тюрбанах.
— Этот твой человек — христианин? — спросил Фасилидес, посмотрев на Аболи.
Хэл отрицательно покачал головой.
— Тогда он должен остаться здесь.
Епископ взял Хэла за руку и подвел к двери. Он негромко сказал что-то по-гизски одному из монахов, и тот достал из-под рясы большой черный ключ, вставил его в замок и повернул. Фасилидес ввел Хэла в часовню за дверью.
В центре вымощенного камнем пола, окруженная лесом горящих свечей в высоких подсвечниках со множеством держателей, стояла скиния.
Хэл почувствовал огромное благоговение. Он знал, что это одно из главных мгновений его жизни,
