— Ваше превосходительство. — Врач снял очки и принялся протирать стекла, подбирая слова для ответа. Он знал, что хочет услышать Ван де Вельде, и знал, что неразумно перечить губернатору. — В данный момент у пленника помутнение рассудка.
Ван де Вельде сердито оборвал его.
— А где же хваленое искусство палача? Мне казалось, он никогда не упускал пленника, по крайней мере умышленно.
— Сэр, я не оспариваю мастерство государственного палача. Я уверен, что к завтрашнему утру сознание к пленнику вернется.
— Вы хотите сказать, что завтра утром он будет достаточно здоров, чтобы можно было продолжить допрос?
— Да, ваше превосходительство. Таково мое мнение.
— Что ж, минхеер, доверюсь вам. Если пират умрет до официальной казни, вы ответите за это. Население должно видеть, как совершается правосудие. Нехорошо, если этот человек мирно умрет в подземной камере. Мы хотим, чтобы он умер на площади, на глазах у всех. Я хочу преподать всем урок, понятно?
— Да, ваше превосходительство.
Врач попятился к выходу.
— Вы тоже, Хоп. Вы меня поняли, тупица? Я хочу поговорить с Неторопливым Джоном. Пришлите его ко мне до того, как он завтра утром начнет работу. Хочу убедиться, что он понимает свою ответственность.
— Я сам приведу палача, — пообещал Хоп.
Было уже темно, когда Хьюго Барнард остановил работу на стенах и приказал утомленным пленникам спускаться во двор. Проходя мимо камеры отца, Хэл отчаянно крикнул:
— Отец, ты меня слышишь?
Не услышав ответа, он забарабанил по двери кулаками.
— Отец, поговори со мной. Во имя Господа, отзовись!
На этот раз Мансеер был снисходителен. Он не пытался силой заставить Хэла спускаться, и поэтому Хэл снова взмолился:
— Прошу тебя, отец. Это Хэл, твой сын. Ты меня не узнаешь?
— Хэл, — прохрипел неузнаваемый голос. — Это ты, мой мальчик?
— О Боже! — Хэл опустился на колени и прижался лбом к двери. — Да, отец, это я.
— Будь сильным, сын мой. Осталось недолго, но, если ты меня любишь, заклинаю тебя: исполни клятву.
— Я не могу позволить тебе страдать. Не могу допустить, чтобы это продолжалось.
— Хэл! — Голос отца неожиданно снова окреп. — Страдания позади. Я миновал эту точку. Они теперь могут причинить мне страдания только через тебя.
— Как я могу облегчить твое положение? Скажи, что мне делать? — умолял Хэл.
— Сейчас ты можешь сделать для меня только одно. Позволь мне унести с собой уверенность в твоих силе и мужестве. Если ты подведешь меня теперь, все было напрасно.
Хэл до крови прикусил костяшки стиснутых кулаков, пытаясь с помощью боли подавить всхлипы. Снова послышался голос отца:
— Дэниел, ты здесь?
— Да, капитан.
— Помоги ему. Помоги моему сыну быть мужчиной.
— Обещаю, капитан.
Хэл поднял голову, и голос его прозвучал с большей силой:
— Мне не нужны помощники. Я верю в тебя, отец. Я не предам твоей веры.
— Прощай, Хэл. — Голос сэра Фрэнсиса начал затухать, как будто его обладатель падал в бесконечную пропасть. — Ты моя кровь и моя надежда на вечную жизнь. Прощай, жизнь.
Когда на следующее утро сэра Фрэнсиса вынесли из темницы, Хоп и доктор Соар шли по обе стороны носилок. Оба очень беспокоились, ведь в искалеченном теле, лежавшем между ними, не было признаков жизни. Даже когда Хэл, не обращая внимания на хлыст Барнарда, позвал отца со стены, сэр Фрэнсис не поднял головы. Его снесли вниз, где уже ждал Неторопливый Джон, но через несколько минут все трое: Соар, Хоп и Неторопливый Джон — снова вышли на солнечный свет и несколько минут о чем-то говорили. Потом вместе направились к помещениям губернатора и поднялись по лестнице.
Ван де Вельде стоял у окна, глядя на корабли в заливе. Накануне вечером в Столовый залив пришел еще один галеон Компании, и губернатор ожидал, что капитан вот-вот явится засвидетельствовать свое почтение и передать заказ на продовольствие и другие запасы. Нетерпеливо отвернувшись от окна, Ван де Вельде посмотрел на троих вошедших в кабинет.
— Ja, Хоп? — Он взглянул на свою излюбленную жертву. — Вы наконец-то вспомнили мои приказы? Привели ко мне палача для разговора. — Он повернулся к Неторопливому Джону. — Итак, сказал ли вам пират, где он спрятал сокровища? Давайте, приятель, говорите.
Выражение лица Неторопливого Джона не изменилось, он негромко ответил:
— Я тщательно старался не умалить полезности допрашиваемого. Но я приблизился к концу. Вскоре он не услышит моего голоса, и никакие дальнейшие убеждения на него не подействуют.
— Вы потерпели неудачу?
Голос Ван де Вельде дрожал от гнева.
— Нет, пока еще нет, — ответил Неторопливый Джон. — Он крепок. Я никогда не поверил бы, что человек может быть так силен. Остается дыба. Но едва ли он переживет дыбу. Никому не пережить дыбу.
— Вы еще не применяли ее? — спросил Ван де Вельде. — Почему?
— Для меня это последнее средство. После него от человека ничего не остается. Это конец.
— А на этого она подействует? — захотел узнать Ван де Вельде. — Что будет, если он и тогда не сдастся?
— Останется только эшафот и виселица, — сказал Неторопливый Джон.
Ван де Вельде медленно повернулся к доктору Соару.
— Каково ваше мнение, доктор?
— Ваше превосходительство, если вы хотите казнить этого человека, сделать это нужно будет сразу после допроса на дыбе.
— Насколько быстро?
— Сегодня. До наступления ночи. Ночь после дыбы он не переживет.
Ван де Вельде повернулся к Неторопливому Джону.
— Вы меня разочаровали. Я недоволен.
Неторопливый Джон словно не услышал этого выговора. Глаза его даже не блеснули, когда он посмотрел на губернатора. А тот продолжал:
— Однако мы должны извлечь из этой неудачи все возможное. Я прикажу провести казнь сегодня в три часа дня. А тем временем возвращайтесь и поместите пирата на дыбу.
— Понимаю, ваше превосходительство, — ответил Неторопливый Джон.
— Вы уже подвели меня один раз. Больше так не делайте. На эшафот он должен подняться живым.
Ван де Вельде повернулся к чиновнику.
— Хоп, разошлите вестников по городу. Я объявляю сегодняшний день в колонии праздничным, кроме, конечно, работы на стенах. Фрэнсис Кортни будет казнен сегодня в три часа. Должны присутствовать все бюргеры колонии. Пусть все видят, как мы поступаем с пиратами. Да, кстати, позаботьтесь, чтобы сообщили мефрау Ван де Вельде. Она очень рассердится, если пропустит это развлечение.
В два часа сэра Фрэнсиса на носилках вынесли из камеры под арсеналом. Прикрыть его обнаженное тело никто не позаботился. Даже с высоты стен глазами, которые туманили слезы, Хэл видел, как изуродовано тело отца на дыбе. Все суставы рук и ног, плеч и таза потемнели и сместились.
Во дворе построилась команда солдат в зеленых мундирах. Солдаты подняли носилки на плечи и понесли их, впереди шел офицер с обнаженной саблей. Двадцать человек шли впереди, двадцать — с
