деревенских дурачках, на него обращали внимания не больше, чем на соседского петуха.
– Так он заходил?
– Ну, Гнат заходил.
– Когда?
– Ну, утром был.
– Это когда Варвара вернулась от нашей хаты, поговорив с Климарем?
– Ага. А еще вечером заходил. С мешком. Песню пел... Я говорю: 'Чего распелся'? А он в ответ 'Бе-е-е...'
Васька хихикнул. Он стоял босиком на глиняном полу, цыпки у него чесались, и он тер нога о ногу.
– Потом Варвара вышла на вечеринку?
–Ага. Гнат подался в свою халупу, а она начепурилась и пошла.
– Ну все, Васька. Давай спать.
Он, удивленно поморгав, полез обратно на полати. Раздался писк потревоженных малышей, пятки пришли в движение, но вскоре успокоились, улеглись одна к одной, как ячейки в сотах. Мы с Попеленко вышли на улицу. Буркан ждал нас, вислоухая тень сидела рядом с ним. Небо совсем выгорело от лунного света.
– Закурить бы, - сказал я. - Мозги прочистить.
– Вы ж не курите, - проворчал 'ястребок'. - Вы на излечении. Вам нельзя.
– А теперь надо.
Он неохотно полез за своим тощеньким кисетом, свернул две цигарки толстую и тонкую, 'тещин палец'. Тонкую отдал мне. Мы закурили их, прикрывая огонь ладошками.
– Вредно вам, - буркнул 'ястребок'.
– Ничего, Попеленко, я тебе именной кисет подарю, - сказал я. - Полный табаку.
– Кожаный! - тут же нашелся Попеленко. - Как у Крота. С вышитой фамилией.
Рано я начал радоваться. Но трудно было сдержаться. Не зря мы охотились за Климарем! Все неожиданно становилось ясным и четким в свете простого открытия. Вот она, разгадка, близость которой я ощущал.
Конечно же появление Гната у плетня Кривендихи прозвучало для забойщика сигналом: дурачок принес очередное сообщение. Гнат и сам не догадывался, что превратился в почтальона. Улыбчивый деревенский дурачок со сбившимися в паклю нечесаными волосами... Они использовали его как дрессированного пса. Догадливые! Приручили, подкармливали там, в УРе, может быть, снабжали медными ободками и свинцом. Записки, наверно, незаметно вставляли в какой-нибудь клапан под воротом или подкладкой, техника тут несложная.
Он курсировал в любую погоду, Гнат, он был идеальным связником, лучше не придумаешь. В Глухарах его встречала Варвара. Проявляла необыкновенную жалостливость, штопала старый ватник.
– Товарищ старший, вы мне обрисуйте обстановку, - попросил Попеленко, покуривая в кулак и наблюдая за мной. - А то я вижу, вы чего-то маракуете, мне же интересно!
Я рассказал, о чем маракую. Цигарки дотлевали в ладонях. Последний раз я курил перед операцией - кто-то из раненых сунул мне в губы чинарик, и я лежал с ним, как с соской, обливаясь потом. Врачи отобрали кисет и трофейную зажигалку. Сейчас у меня кружилась голова. Наверно, не только от табака.
Попеленко выслушал, изредка затягиваясь и почесывая саднящую рану под мышкой. Потом он долго ковырял ногтем приклад. Он ничего не спешил принять на веру, хотел проверить сначала своим медлительным умом.
– Так, - сказал он. - Что ж, товарищ старший, имеется в ваших соображениях резонт! Если он ей чего наобещал, она что ж, она может.
– Ну! - в порыве дружеского расположения я стукнул его по плечу. 'Резонт'!
– Эге ж, - сказал Попеленко. - Только зачем такие хитрощи? Чего им в наших Глухарах? Что мы тут, медом вымазаны или как?
Этого я и сам не знал - зачем Горелому понадобилась постоянная и скрытая связь с селом. Что вообще привязало его к Глухарам, почему он сидел рядышком, как будто дожидаясь зимы, дожидаясь своего конца? И Гупан задавался этим вопросом.
– Завтра узнаем, - сказал я. - Варвару возьмем с поличным - не отвертится!
– Может, если нас до того часу не ухлопают, - сказал Попеленко.
Луна поднялась к своему зениту. Тени укоротились. Теперь рядом с Бурканом сидела черная вислоухая такса.
– Если ж они придут, то как луна сойдет, - сказал Попеленко задумчиво. Им сподручнее в темноте. К утру самая темнотища.
Беленые срубы светились плошками. Тени тополей пересекали улицу, как бесконечный ряд шлагбаумов.
– Давай к Глумскому, - сказал я Попеленко. - Чтоб никто вашего дежурства не заметил! И не подведи, понял?
– Разве ж не понимаю? Политический вопрос.
Я посмотрел в сторону Варвариной хаты. Окна были темны. Попеленко проследил за моим взглядом.
– Не, она нас не увидит, если там морячок, - сказал он и хихикнул.
– Как ты думаешь, зачем ей это нужно? - спросил он.
– Заведено так, что нужно, - философски ответил Попеленко и вздохнул. Силы природы!
–Ты лекций по биологии не читай, я не о том... Зачем ей Горелый и бандюги? Разве она любит его, Горелого? Никого она, кроме себя, не любит.
–Кто их, баб, поймет? - сказал 'ястребок'.- Другой состав.
– Ну ладно. Действуй!
– Товарищ старший! - Попеленко ухватил меня за рукав. Брови его вопросительно расползлись на разные этажи. - Извините, конечно. То правда, что вы немую Семеренкову сватаете, или тоже военные хитрощи? Заманиваете их?
– То правда, Попеленко.
– Так, так... - Он покачал головой и сочувственно посмотрел на меня.
Вот, оказывается, какой вопрос мучил его после всех наших открытий на пороге тревожной ночи.
Я пошел к хате Семеренковых, к высоким тополям. Буркан побежал следом. Луна висела высоко и не скоро должна была скрыться за темно-синей линией лесов. Как будто навстречу луне с запада, со стороны Грушевого хутора, поднималась гряда облаков. Тень их, наверно, уже коснулась УРа и медленно плыла сюда, к Глухарам.
