1890 года. Оно, как и повесть, еще до напечатания распространилось в списках. Толстой писал о «Послесловии»: «Я не то, что доволен послесловием. И форма изложения, и порядок, и мера — все неверно, но мысли, высказанные там, верны, искренни, и я с величайшим напряжением и радостью открывал их» (т. 87, с. 24).
Предполагалось печатать «Послесловие» в журн. «Вопросы философии и психологии», но по документам Московского цензурного комитета очевидно, что из Петербурга последовало запрещение.
В июне 1890 года молодой И. А. Бунин, пораженный «Послесловием», послал Толстому свое первое письмо и просил разрешения приехать в Ясную Поляну («Новый мир», 1956, № 10, с. 197).
Чехов критически оценивал «Послесловие», сравнивая его с «Выбранными местами из переписки с друзьями» Гоголя. Он писал: «Убейте меня, но это глупее и душнее, чем «Письма к губернаторше», которые я презираю… Диоген плевал в бороды, зная, что ему за это ничего не будет; Толстой ругает докторов мерзавцами и невежничает с великими вопросами, потому что он тот же Диоген, которого в участок не поведешь и в газетах не выругаешь. Итак, к черту философию великих мира сего! Она вся, со всеми юродивыми послесловиями и письмами к губернаторше, не стоит одной кобылки из «Холстомера» (А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30-ти томах. Письма, т. 4. М., 1976, с. 270).
Толстой датировал повесть 19 ноября 1889 года. Вся повесть была написана за десять дней. Второй вариант конца (эпизод убийства Степаниды) относится к апрелю — маю 1890 года. Но и после написания нового конца повести Толстой не считал ее завершенной, не хотел печатать и рукопись спрятал в обшивке кресла в своем кабинете, опасаясь взрыва ревности со стороны жены (см.: Л. Д. Опульская. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 год, с. 178–179).
В повести отразились личные переживания Толстого, связанные с увлечением в молодости яснополянской крестьянкой Аксиньей Базыкиной, а в возрасте 49 лет — кухаркой Домной, с чувством к которой он боролся.
Сюжетная основа повести отражает реальные события из жизни тульского судебного следователя H. H. Фридерихса, который через три месяца после женитьбы на девушке-дворянке убил крестьянку Степаниду Муницыну, с которой прежде у него была связь, выстрелом из револьвера. Позже, через два месяца, его самого нашли раздавленным поездом. Погиб он вследствие близорукости или преднамеренно — осталось неизвестным. В Дневнике Толстого повесть называлась «историей Фридерикса».
Толстой пересказал отрывок из очерка Мопассана «Sur l'eau» («На воде», 1888). Работал над ним Толстой в октябре 1890 года.
Набросок был написан в середине декабря 1894 года. В Дневнике от 25 декабря 1894 года есть единственная запись об этом рассказе: «…писал Сон мо(лодого) царя…» (т. 52, с. 156).
20 октября 1894 года умер царь Александр III. Толстой был возмущен отношением официальных кругов общества, лживо восхвалявших умершего и его деятельность. В Дневнике 10 ноября он писал: «Помню только то, что шествие через Москву с гробом было очевидным лицедейством, которое должны были производить цари. Такое лицедейство они производят всю жизнь: в этом проходит вся их жизнь» (т. 52, с. 154). В таком настроении был начат рассказ «Сон молодого царя». Создавая его, Толстой имел в виду дать урок правды новому царю Николаю II, открыть глаза на ужасы, творившиеся в России. Но вскоре писатель понял тщетность своих намерений. Речь Николая II перед земскими представителями 17 января 1895 года он назвал (в Дневнике) «дерзкой» (т. 53, с. 4.).
Рассказ остался неоконченным и при жизни Толстого не публиковался.
Одна из притч, вошедших в сборник, была написана в 1893, две другие — в 1895 году. К изданию отдельной книжкой «Три притчи» не были допущены Московским губернским цензурным комитетом в 1895 году.
Рассказ произвел сильное впечатление. «Боже мой, как хорошо, бесценный Лев Николаевич! — писал Толстому H. H. Страхов. — В первый раз я читал, торопясь и отрываясь на несколько часов, и все- таки у меня осталась в памяти всякая черта. Василий Андреич, Никита, Мухортый стали моими давнишними знакомыми. Как ясно, что Василий Андреевич под хмельком! Его страх, его спасение в любви удивительно! Удивительно! А Мухортый ушел от него к Никите… целая драма, простейшая, яснейшая и потрясающая» (Цит. по изд.: H. H. Гусев. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, т. 2. М., 1960, с. 164).
В письме дочери Толстого Т. Л. Сухотиной В. В. Стасов заметил: «Мы тут все, вся Россия, а пожалуй и вся Европа, объедаемся теперь до обжорства, до положения риз новой книгой Вашего отца: «Хозяин и работник»… Какая скульптура!» (Сб. Гос. Толстовского музея. М., 1937, с. 274–275).
В статье «Удобная мораль» М. Протопопов говорил об отсутствии в образе Никиты активного, творческого начала и человеческого достоинства: «Никита учит нас покорности… Тут прозябание, тут неумолимые законы природы, но причем тут творческие силы человека?» («Русское богатство», 1895, № 4, с. 177). «Ничто от нас не зависит — мы зависим от всего — вот, мне кажется, философская мысль «Хозяина и работника», — утверждал критик М. О. Меньшиков («Книжки недели», 1895, № 5, с. 187). Н. К.