Я попытался предпринять что-нибудь и спросил, почему он спас меня. Гюль выпрямился и пнул меня еще раз.
— Да, почему? — передразнил он меня.
Я не мог понять, что у него на уме, да и не хотел. Но склонен был истолковать совершенное им в свою пользу.
— Я очень благодарен вам, сэр, — говорю я, — за ваше своевременное вмешательство. Вы будете вознаграждены — вы все…
— Еще как будем, — говорит Гюль-Шах. — Поднимите его.
Меня подняли на ноги, скрутив руки за спиной. Я продолжал твердить, что если они доставят меня в военный городок, их услуги будут щедро оплачены, а они просто умирали со смеху.
— Плату с британцев мы берем только кровью, — говорит Гюль. — И прежде всего с тебя.
— За что, черт побери? — вскричал я.
— Как ты думаешь, почему я не позволил гази растерзать тебя? — спрашивает он. — Может быть, желая спасти твою бесценную шкуру? Преподнести тебя в качестве предложения о мире твоим людям? — Его лицо вплотную приблизилось к моему. — А ты не забыл танцовщицу по имени Нариман, ублюдок? Конечно, еще одна приглянувшаяся тебе шлюха, которой ты попользовался и забыл. Ты такой же, как и все вы — свиньи-феринджи. Вы думаете, что вправе забирать наших женщин, нашу страну, нашу честь и топтать их ногами. Мы ведь не в счет, верно? А когда все сделано: наши женщины обесчещены, а сокровища украдены, вы смеетесь и пожимаете плечами, дети блудливой суки! — Последние слова он прокричал мне в лицо, на губах у него выступила пена.
— Я не хотел причинить ей вреда, — начал было я, но он ударил меня по щеке. Гюль-Шах буквально задыхался от гнева. Усилием воли он попытался взять себя в руки.
— Ее нет здесь, — произнес он наконец — иначе я отдал бы тебя ей, и тогда ты узнал бы, что такое ад еще до смерти. Ну ладно, у нас найдется что предложить тебе на замену.
— Послушай, — начал я. — Я прошу прощения за все, что сделал. Клянусь, я понятия не имел, что тебе так важна эта девчонка. Готов принести извинения, любые, какие только захочешь. Я богатый человек, на самом деле богатый.
Я продолжал увещевать его обещанием заплатить любой выкуп и компенсацию за девушку, и на минуту он замолчал.
— Продолжай, — сказал он мне, когда я чуть замялся. — Так приятно слушать.
И я продолжил, но жестокий смех дал мне понять, что надо мной просто издеваются, и я смолк.
— Итак, приступим, — говорит Гюль. — Поверь мне, Флэшмен, я хотел бы сто раз убить тебя, но время дорого. Есть еще и другие глотки кроме твоей, а мы люди нетерпеливые. Но мы постараемся сделать твой уход запоминающимся, и ты снова расскажешь мне, что чувствует умирающий человек. Унесите его.
Они вынесли меня из комнаты и поволокли по проходу, а я звал на помощь и хаял Гюль-Шаха всеми обидными словами, какие мог припомнить.
Не обращая на меня внимания, тот поспешил вперед и открыл дверь. Меня перекинули через порог, и я оказался в низкой, сводчатой комнате ярдов в двадцать длиной. Я ожидал увидеть дыбу, тиски или прочие ужасы, но в комнате ничего не было. Единственной особенностью было то, что примерно посередине ее пересекал ров, футов десять шириной и шесть футов глубиной. Ров был сухим, и там, где он подходил к стенам, отверстия были заложены камнем. Очевидно, это было сделано недавно, но я не мог понять зачем.
Гюль-Шах повернулся ко мне.
— Ты сильный человек, Флэшмен?
— Будь ты проклят! — рявкнул я. — Ты еще заплатишь за все, грязный ниггер!
— Ты сильный человек? — повторил он. — Отвечай, или я отрежу тебе язык.
Один из подонков схватил меня за челюсть своей волосатой лапой и поднес нож к моему рту. Аргумент оказался достаточно убедительным.
— Достаточно сильный, будь ты проклят!
— Сомневаюсь, — ухмыльнулся Гюль-Шах. — Мы тут недавно казнили двоих, и ни один не был слабаком. Ну, посмотрим. Приведите Мансура, — бросил он одному из своей шайки. — А я пока объясню новенькому что к чему, — продолжил этот подлец, злорадно глядя на меня. — Отчасти на эту мысль нас навела необычная форма этой комнаты с большой канавой посередине, отчасти же — глупая играя, которую любят британские солдаты. Ты, без сомнения, тоже играл в нее, отчего и тебе, и нам станет еще интереснее. А вот и Мансур.
При этих словах в комнате появилась гротескная фигура. В первый момент я не поверил даже, что она принадлежит человеку, поскольку ростом тот был не более четырех футов. Но выглядел он ужасно. В буквальном смысле столько же в ширину, сколько в высоту, с могучими мускулистыми руками и грудью, мощной, как у гориллы. Его несоразмерный торс покоился на массивных ногах. Шея, насколько я мог видеть, отсутствовала вовсе, а желтое лицо было плоским, как тарелка: приплюснутый нос, намек на рот и два больших черных глаза. Тело его оказалось покрыто темными волосами, но голова была лысой как яйцо. Одеждой ему служила только набедренная повязка, и когда он подошел к Гюль-Шаху, свет факела в этой лишенной окон комнате придал коротышке сходство с каким-нибудь вылезшим из древней подземной пещеры Нибелунгом.
— Хорош красавчик, не так ли? — заявил Гюль-Шах, глядя на мерзкого карлика. — Твоя душа, Флэшмен, должно быть, столь же прекрасна. В этом мы скоро убедимся, потому что это и есть твой палач.
Он отдал приказ, и рот коротышки скривился, что, как я догадался, означало улыбку. Потом уродец вдруг нырнул в ров, ловким прыжком зацепился за противоположный край и кувырком вспрыгнул наверх, словно акробат. Проделав это, он повернулся к нам и встал, раскинув руки, напоминая этакого гиганта в миниатюре.
Державшие меня люди опустили мои руки и обвязали за кисти прочной веревкой. Потом один из них перебросил другой конец веревки через канаву, на сторону карлика. Коротышка издал зловещий булькающий звук и охотно сам подставил руки, чтобы их обвязали веревкой, как мои. Так мы и стояли по разные стороны рва, связанные одной веревкой, середина которой опускалась в разделяющую нас канаву.
Больше не было произнесено ни слова объяснения, и в этой дьявольской неизвестности нервы мои не выдержали. Я бросился бежать, но они, хохоча, отбросили меня назад, а карлик Мансур на своей стороне подпрыгивал и щелкал пальцами от радости при виде моего ужаса.
— Пустите меня, ублюдки! — закричал я, а Гюль-Шах улыбнулся и захлопал в ладоши.
— Ты на пути во тьму, — фыркнул он. — Несите начинку. Йа, Асаф.
Один из подонков подошел к краю канавы, держа завязанный кожаный мешок. Осторожно развязав, он ухватил мешок за низ и резко вытряхнул в ров. К моему ужасу, это оказался клубок из полудюжины тонких, серебристых тел, замерцавших в свете факела. Он шлепнулся на дно, и змеи с пугающей скоростью поспешили к краям канавы. Но добраться до нас они не могли, так что принялись в мертвой тишине скользить вдоль своей необычной темницы. Видя, как они ползают под нами, можно было ощутить их неистовую злобу.
— Их укус смертелен, — заявил Гюль-Шах. — Теперь все ясно, Флэшмен? Это то, что у вас называется перетягиванием каната: ты против Мансура. Один из вас стянет другого в ров, и тогда… яду нужно лишь несколько мгновений. Поверь мне, змеи обойдутся с тобой добрее, нежели Нариман.
— Помогите! — завопил я, хотя один Бог ведает, на что мне оставалось надеяться.
Сам вид этих мерзких тварей, мысли об их скользких касаниях, укусе ядовитого клыка, сводили меня с ума. Я заклинал, я молил, но эти афганские свиньи только хлопали в ладоши и заходились от смеха. Карлик Мансур подпрыгивал от нетерпения, и вот Гюль-Шах отступил назад, отдал ему приказ и сказал мне:
— Тяни, если хочешь жить, Флэшмен. И передай от меня привет шайтану.
Я отступил, насколько возможно, от края канавы и замер, наполовину парализованный от ужаса, а карлик тем временем нетерпеливо перебирал руками веревку. При ее движении я опомнился: мне уже приходилось говорить прежде, что страх — отличный стимулятор. Упершись пятками в грубый каменный пол, я приготовился сопротивляться изо всех сил.
