взгрустнулось. Так, грустя, он в очередной раз и уронил голову. Анатолий погасил свет и неслышно вышел из комнаты. В коридоре его дожидался Костюков.
– Сейчас же вызвони Хамзу, – распорядился Китайгородцев. – У них там еще вечер, так что он успеет навести справки. Итак: Петр Аносов, работает в ИТАР-ТАСС. Должность – неизвестна. В последнее время Юрий Шалыгин жил у него. Аносов якобы подарил ему свою рубашку. Проверить! На рубашке сохранились четко выраженные следы потертости от плечевой кобуры. Возможно, у Аносова есть разрешение на ношение оружия – скорее всего газового. Проверить! Если у Аносова есть оружие, необходимо знать, на месте ли оно в настоящий момент. Проверить!
Костюков пришел утром. За окном угадывалось серое небо. День будет без солнца.
– Только что позвонил Хамза, – сообщил Костюков. – Аносов Петр Аркадьевич. Работает в ИТАР- ТАСС. Восемь месяцев назад получил разрешение на ношение газового пистолета. Тогда же им был приобретен пистолет. Оружие носит в плечевой кобуре. В настоящее время пистолет у него дома. Он действительно подарил своему знакомому Юрию Шалыгину рубашку, бывшую в употреблении. Материал – хлопок. Цвет – синий, имеются продольные полосы голубого цвета. Из отличительных особенностей рубашки, по словам хозяина – пуговица на правом рукаве по своей конфигурации и оттенку отличается от остальных. Еще вопросы есть?
– Нет, – сказал Анатолий. – Все совпадает. И даже пуговицу эту перешитую я видел.
– Теперь про Шалыгина можно забыть?
– Не забыть, а не уделять ему повышенного внимания, – поправил Китайгородцев. – Что там слышно? Лыжник так и не вернулся?
– Нет.
– Твои ребята готовы?
– Готовы.
Анатолий посмотрел за окно. Уже светло, можно начинать.
– Тогда – вперед, – вздохнул он. – Максимум осторожности! И все время будь на связи.
Потом лично проводил своих товарищей до ворот. Сразу за ними начинался лыжный след – тот тянулся вдоль забора и пропадал где-то меж деревьев. Вчера тапаевский охранник обогнул территорию поместья, вышел где-то на противоположной стороне – там, где совсем недавно обнаружился вырытый кем-то лаз, – и от лаза он должен был уйти в лес, по направлению к проселку.
Богданов, когда его увидел Китайгородцев, выглядел неважно.
– Проблемы? – спросил телохранитель.
– Я вчера поздно вечером разговаривал с Тапаевым. Рассказал про Сергея.
– Ну, и как шеф?
– Выматерил меня. Обидно, Толик! Он пьяный был. Пьяный и я могу ругаться. Но я же себе не позволяю!
– Брось, не обижайся на него, – посоветовал Китайгородцев.
– Я уйду от него.
– Вот и правильно.
– Нет, ты сам посуди! Мне от него никакой особенной благодарности не надо, конечно. Но я ему все-таки не чужой человек!
– Это ты про тот случай, когда тебе предлагали устроить Тапаеву веселую жизнь?
– Именно! Я ему, можно сказать, жизнь спас. А он теперь на меня – матом.
– Может, он расстроился?
– Из-за Сереги? Это – вряд ли. Что ему Серега?
– Из-за сына.
– А, из-за прибабаханного этого? Да запрос то, Толик. Тут у кого хочешь крыша поедет. Расстроился он, ясное дело… Слушай, я вчера в гостевой дом этому пацану и его матери ужин приносил. Ну, ты бы на него посмотрел! В колпаке таком идиотском и ночной пижаме… Совершенно дурацкий вид. А знаешь, кстати, почему он папашу назвал летчиком?
– Почему?
– Мать его дурила все время. Ну, он-то дебил дебилом, конечно, а все же видел, что у других детишек отцы есть. Спрашивал мать, где отец? А она ему врала, что он – летчик, мол, что летает. Вот вчера и случился этот конфуз. Ты лицо Тапаева видел, когда сынуля его летчиком назвал? Я думал, что он сейчас пойдет и застрелится, честное слово.
Богданов невесело засмеялся. Он чертовски устал за последние дни, похоже. И это был нервный смех.
– А правда, что у шефа с его сестрой плохие отношения? – спросил Китайгородцев.
– И кто же тебе это все рассказывает? – вздохнул Андрей Ильич.
– Правда или нет?
– Бывают отношения и похуже.
– С мужем ее, дядей Сашей, Тапаев так и не встречался?
– Этого дядю Сашу я хоть сегодня выставил бы за ворота.
– Почему же?
– Злой он, – объяснил Богданов. – Злой и мстительный.
– А мстит за что?
– У него жена болеет. Тапаевская сестра, в смысле. И он думает, что тот должен все свои дела бросить и его женой заниматься…
– А шеф не хочет?
– Ну не может он, Толик! Не может он всем помогать!
…Они бы еще поговорили об этом, конечно, но в это время в руке у Китайгородцева ожило переговорное устройство. Это был Костюков:
– Толик! Тут след!
– Лыжник?
– След лыжника так и тянется. Но тут еще след снегохода появился!
«Все-таки там есть след. Все-таки кто-то с той стороны приближался к охраняемой территории!» – Анатолий даже не удивился. Он ждал, что так и будет.
– У тебя есть еще лыжи, Ильич? Надо бы мне туда прокатиться.
– Зачем лыжи? – пожал плечами Богданов. – Можно взять хозяйский снегоход.
По следу. По лыжному следу. Черная туша снегохода как будто потеряла вес и легко скользила по снегу, не проваливаясь. Китайгородцев доехал до лаза. Здесь следы лыжников уходили от забора прочь и петляли меж деревьев – он тоже повернул. До проселка, если верить Богданову, километра три или четыре; Анатолий предполагал найти своих товарищей где-то там, но он ошибся. Уже метров через двести, откуда еще был виден опоясывающий территорию тапаевского поместья забор, он настиг лыжников. Они не ушли с того места, где обнаружился след снегохода. Дальше в лес уходили следы, оставленные одиноким лыжником. Он шел прямо по проложенной снегоходом лыжне.
– Ты посмотри вон туда, Толик, – предложил Костюков.
Китайгородцев проследил за направлением его руки – там были деревья, усыпанные снегом, меж деревьев темными пятнами проступал высокий забор…
– Белое пятно на заборе видишь? – спросил Костюков.
– Вроде как снег.
– Это не снег, Толик! Это – краска. Белая. На темном фоне забора. Тебя это ни на какие мысли не наталкивает? А теперь веди взглядом все ближе, ближе. Зарубки видишь на деревьях? Как по линейке проложили, да?
«Так метят в лесу путь, – задумался Анатолий. – Чтобы не заблудиться. Или чтобы позже по зарубкам выйти точно в назначенное место. Тем местом для оставивших зарубки людей, по-видимому, была
