больно, не страшно, и они не думают. Они просто жрут. Если есть живые люди — живых, если нет живых — жрут мертвых. И чем больше мы их убьем — тем меньше живых они убьют. Тем меньше они убьют нас. Понимаешь?
— Угу. Сейчас.
Поменялась местами с Машей, опустила стекло, высунула в окно «сайгу», прицелилась…
— Все молчим, пусть сама, — предохранитель опустить она, конечно, не вспомнила. Попыталась пару раз нажать на спуск — не нажимается. Задумалась… Ага, есть — большим пальцем двинула флажок и тут же пальнула — я еле успел от вылетевшей гильзы загородиться. Промахнулась.
— Давай еще, спокойно целься и стреляй. Обязательно в голову, помнишь, да?
— Угу.
Опять прицелилась, сосредоточенно замерла — бабах! Есть один, стоящий ближе всех к нам мертвяк, облезлого вида пожилой мужичок, похоже, из бомжей, «пораскинул мозгами» и осыпался. Остальные не обратили внимания — тупые, обычные зомби. Возле тюрьмы были посообразительнее… Так все же остаются в мертвяках какие-то следы человеческой личности? Зэки наверняка были порасторопнее обычных людей на предмет смываться, когда дела плохи, — может, потому и зомби-зэки от бульдозера убегали? Или просто они «старше», то есть давнее перекинулись, потому и сообразительнее? Или они мяса пожрать успели — в тюремной драке уж наверняка кому-нибудь голову проломили… Но тогда бы они мутанты были? Или для метаморфоза нужно определенное количество мяса, а когда один свежий труп на сотню зомби — челюсти не растут, прыгать не учатся, только чуть быстрее и сообразительнее? Да, темное дело, эта некробиология… А изучать придется — познай врага своего… пока он тебя не познал… В особо извращенной форме.
— Кто у нас еще не стрелял? — Я-то знаю кто, но спрошу.
— Ну давай уж, разворачивайся, — ворчливо согласилась Иринка.
Стрельба, как и вождение машины, удовольствия ей не доставляла. Но надо — всем понятно, что надо.
В два коротких полукруга я развернул машину. Иринка подняла ружье, отщелкнула предохранитель… Громыхнуло вроде бы потише — странно, калибр же больше… Или это потому что я позади? Успешно — еще одним беспокойником меньше. Надо бы и мне новое ружье опробовать. Только уже не из машины — уши беречь надо. Патроны я взял разные — чтоб и так, и так попробовать. Первым сейчас стоял с пулей — простым свинцовым шариком в пластиковом стаканчике. Интересно, хватит энергии завалить двух мертвяков сразу? В поисках подходящего ракурса сделал несколько шагов в сторону — и перешел «черту видимости»: сразу четыре мертвяка оторвались от объедков и дружно зашагали ко мне. Блин, расслабился, привык ощущать себя в безопасности… Собственно, не поздно убежать — до них метров десять… было… успею залезть в машину? Должен успеть… Но могу и не… Ладно, на несколько выстрелов у меня время есть. Первый… Чуть дернул спуск, и пуля пошла ниже. Но при таком калибре это не имеет значения — уцелевший череп оплывшей тетки средних лет свесился на оторванном позвоночнике, лишенное управления тело плюхнулось на асфальт. Перевожу ствол, нажимаю второй раз, запоздало вспомнив, что это помпа, а не полуавтомат, надо цевье передернуть, — но ружье стреляет, ударяя отдачей по успевшим расслабиться рукам. Значит, все-таки полуавтомат… Удивительно просто — как много мыслей успевает пробежать в голове в такие моменты. Я даже успел вспомнить, что читал когда-то про это ружье, про его комбинированную перезарядку. А собираясь на выезд — не почитал инструкцию, а ведь была она — и не попробовал даже, как оно в железе: натолкал патронов — и вперед… болван… И все это — «пока шмель жужжит над лепестком граната», блин… Точнее, пока падает упокоенный беспокойник… Поэзия, блин, эстетика паровых гладкоствольных киберсамураев… Но вот четвертый беспокойник — у него изгрызена нога, и поэтому он отстал. Отстал — не отстал, а уже меньше двух метров… А за ним и пятый нарисовался — тоже сообразил, что есть добыча повкуснее несвежего трупа. Но в пятого стреляют из-за моей спины, а вот четвертый — только мой, я его от огня из машины закрываю. Выстрел — мимо. Хромая мишень — самая неприятная, голова болтается как хрен знает что, сноп картечи разносит половину челюсти, но ни мозг, ни позвоночник не задет. И уже метр всего… Я уже инстинктивно выставляю вперед ствол, чтобы оттолкнуть тварь — и так же инстинктивно стреляю.
Выстрел приходится в середину груди. Не помню уже, какой был патрон: первый — шаровая пуля, второй — цилиндрическая, третий — картечь… А что четвертый? Дробь или пуля? Уже не узнаю — не потрошить же заразную тушку… От выстрела в упор мертвяк складывается пополам, едва не доставая меня вытянутыми руками. И достал бы, да я отпрыгнул. Но два килоджоуля в центр массы не проходят даром даже для зомби — его скрючивает и, похоже, сбивает с цели. По крайней мере, у меня целая секунда, чтобы поднять ствол и выстрелить, практически уперев его в просвечивающую через жидкие волосы желтушную покойничью кожу. И на сей раз в патроннике картечь: последний патрон всегда должен быть картечный… Вид — как из «керхера» долбанул, только не белым водяным фонтаном, а синюшно-красными ошметками. Голова просто исчезает, щедро раскрашивая асфальт и упавшего неподалеку пятого покойника.
Ух, блин, устроил тренировочку молодняка… Помнить надо, что я сам — салага необстрелянный, и не хрен тут брата Рэмбо изображать… Еще бы чуть — и достали меня животрупы… Начинается колотун — надпочечники отработали боевую тревогу, адреналин сейчас из ушей польется… Хорошо, что с запозданием. На подгибающихся ногах иду к машине — два метра до нее. Жестом показывая Иринке: перелезай за руль, я сейчас не ездюк, мне б на сиденье вскарабкаться…
— Сдурел? Куда ты полез вперед? Убежал бы — полная машина оружия, что мы, двух мертвецов не расстреляем?
— Сдурел, сдурел. Ладно, кончилось уже все.
— Стой! — Иринка достает салфетку и осторожно, через рукав, протирает дуло моего ружья. Потом критически осматривает меня — нет ли где следов заразной крови. Вроде не видно — стрелял на вытянутых руках, и все же не совсем в упор: брызги назад не летели… Но она все равно потрошит аптечку и щедро мажет меня проспиртованным бинтом.
— И обещай мне, что если что — ты не будешь изображать терминатора. Особенно когда мы сидим в прочной машине и с оружием: беспокоиться не за кого. Понял?
— Понял, понял, все я понял, был дурак, исправлюсь…
— Да хрен ты исправишься, эгоист чертов. Всегда все сам, никогда помощи не попросишь…
Молодежь перед таким наездом притихла на заднем сиденье, только посапывание слышалось. Я тем более притих — да и вообще шевелиться не хотелось: отходняк пробил, заодно с холодным потом. И действительно, какого черта я полез чуть ли не врукопашную с мертвяками… Да, кстати о рукопашной — у меня же в ружье пусто. А тут не заботливая компьютерная игрушка, которая при пустом магазине сама начинает патрончики наталкивать… Тут реал, а значит — все вручную… И даже с начала игры заново не пойдешь — если не считать началом следующую инкарнацию, которая то ли будет, а то ли и нет…
Я с усилием заставил себя шевелиться, вытягивая из патронташа увесистые цилиндрики 12x70 и запихивая их под защелку магазина. Не мудрствуя уже лукаво: картечь — это наше все. Солидные девятимиллиметровые шарики, от которых так хорошо теряют головы беспокойники… А вот, кстати, и они — то ли привлеченные стрельбой, то ли почуявшие живых по улице топали еще трое. Двое из жильцов, а третий — в сером арестантском бушлате с нашивкой на груди — отсюда не разобрать, что там: то ли фамилия, то ли номер отряда. Это что же он, от тюрьмы досюда доковылял? Не то чтобы сильно далеко — полчаса человеческим шагом, — но что это его так позвало в дорогу? Не спросишь и не выпытаешь даже — молчат как мертвые… А нелишне бы знать — этак они могут и к нашему сервису притопать? Да не по одному, а всем отрядом? Или все же не могут? От раздумий меня отвлекли четкие щелчки — Сашка перезаряжала оружие. Ну хоть своим примером научил…
В общем, ничто нас тут не задерживало — и мы двинулись дальше. Сбивать беспокойников Иринка не решилась, а я, после свежайшего своего косяка, поучать не рвался. Хотя сам бы обязательно сбил: чем меньше не-мертвых — тем больше живых. Но всех не пересшибаешь — это и так было понятно, а по выезде на проспект понял бы и тот, кто сам туп, как зомби. Просто на площади у символа города — трех огромных штыков из нержавейки — толпился целый митинг. Только молча и практически без движения. Неясно, что привлекло их сюда: то ли горящий между штыками вечный огонь, то ли просто много тут народу погибло и перекинулось — место людное, автовокзал, рынок, студенты… Одно ясно — такую толпу и танком устанешь давить, а нам туда и вовсе соваться незачем. Иринка тут же свернула направо — подальше от толпы. Проедем по проспекту — это в мирное время вокруг быстрее было, а сейчас — хоть 150 тут разгоняйся, ни
