— Да, он к нам приходил. Ну и что?
— Часто?
— Когда ты нас бросил, он заботился о матери и обо мне, я очень его любила. Он был веселым. Часто водил меня в цирк. Я подружилась с его дочкой. Ее звали Симкой. Очень смешная девчонка. Когда мамы не стало, он часто навещал меня. А потом я выросла и потеряла его из виду… Мне говорили, что он эвакуировался.
— Хорошо… Но теперь, когда прошло столько лет, пожалуйста, прочти это письмо. — Он вынул из кармана старый, смятый конверт и протянул Зине. — Прочти! Помнишь, вы с мамой уехали в Херсон?
— Да. Мы уехали навестить тетю Аню.
— Взгляни на штемпель. Письмо прислано из Херсона.
Она взяла письмо с опаской, словно боялась прикоснуться к тому, к чему прикасаться не должна.
Старик отошел к окну и повернулся к ней спиной.
— Почему ты не сказал мне этого раньше? — услышал он и обернулся. И встретился с ее отчужденным, враждебным взглядом.
— Я не мог, — прошептал он. — Ты бы меня не поняла. Ты была еще совсем маленькой.
— А потом, когда я выросла и осталась одна?
— Тогда ты меня уже ненавидела.
— Ненавидела? Тебе было удобно, чтобы я тебя ненавидела. Убедительное объяснение для новой жены.
— Не говори так, Зина! Я ведь много раз приглашал тебя. Я хотел, чтобы ты жила в моей семье.
— Может быть, ты и прав, — сказала Зина. — Скорее всего, я не стала бы тебя и слушать. Ну что ж! А теперь возьми это письмо. Жаль, очень жаль, но теперь мы уже навсегда останемся чужими. Я скоро уеду из Одессы, исчезну с твоих глаз…
Тюллер молчал и думал. Фолькенец незримо присутствовал при их разговоре, он разделял их, и Зина целиком была в его мире.
— Ты его любишь?
— Он сильный! С ним я не погибну.
— Ну, а если Германия все же проиграет войну?
— Эрнст так и считает. Он уже все продумал…
— Ты могла бы, по крайней мере, нас познакомить?
В смятении она не сразу нашлась, что ответить.
— Право, не знаю!.. Он удивится, если я ему об этом скажу. Ведь я всегда уверяла его, что ты низкий и недостойный человек.
— Ну-ну, — горестно сказал старик и поднялся. — Поступай как знаешь. И будь счастлива. — Он слегка коснулся ее волос и пошел к двери.
— Подожди! — Зина схватила его за руку. — Не уходи… Твое появление так внезапно! Ты не можешь себе представить, что со мной делается! Дай мне время, я придумаю, как ему все объяснить, и ты придешь на помолвку!..
— А где она будет?
— О, мы этого еще не решали. Наверное, снимем кабинет в ресторане.
— Ну, а если… — Он вдруг почувствовал, что задыхается от волнения. — Если я вас приглашу на нашу дачу? В Люстдорф, а? Там так просторно, так приятно!.. Помнишь?..
— Спасибо, но я одна не могу этого решить. К тому же у нас на помолвке будут только самые близкие друзья, человек пять-шесть… В общем, как скажет Эрнст. Я так много лет все решала сама!
— А как я узнаю?
— Зайди завтра утром. Я поговорю с ним.
Уже в дверях он спросил:
— У тебя больше нет ко мне ненависти?
— Нет. Ты просто старый и несчастный человек. А по наследству ты передал несчастье и мне.
…Егоров нагнал Тюплера, когда тот уже достиг Приморского бульвара.
— Передай Федору Михайловичу, — сказал старик, — что точный день помолвки будет известен завтра утром. Скорее всего, Зинаида уговорит Фолькенеца поехать ко мне на дачу… Только надо решить, как привести ее в порядок.
Глава тринадцатая
— Ну, что я тебе говорил!
— Конечно, вы оказались правы, Федор Михайлович.
— То-то!.. Наконец-то призналась! Запомни, твоя игра кончена!
— Значит, вы к нему не пойдете?
— Почему же? Пойду! Дело, конечно, они затеяли хитрое, и, если не пойти, можно спугнуть… Представляешь, что сейчас в гестапо творится? Сидят — инструктируют! Примеряют этим мерзавцам обмундирование, снятое с убитых пленных.
— Но как же они поступят?
— А очень просто! Сколько, сказал Дьяченко, пригнали? Сто? Так вот, пятерых среди этой сотни вполне можно упрятать.
— Зачем это нужно?
— Как — зачем?! Они давно охотятся за руководством подполья. А банда из пяти головорезов может натворить в катакомбах много бед! Так вот, я принял решение… Где сейчас Коротков?
— На Картамышевской. Угловой дом с продовольственным магазином, во дворе, второй этаж…
…Федор Михайлович ткнул пальцем в весы и долго смотрел, как, постепенно замирая, раскачивались жестяные чашки.
— Ты знаешь, какая у нас новость? — обратился он к Тоне. — Тюллер уговорил Зинаиду устроить помолвку на даче в Люстдорфе.
— Не может быть! — воскликнула Тоня. — Неужели они помирились?
— Вот именно! Собственно говоря, там ведь и не было серьезных причин к разрыву. Была скорее какая-то семейная драма, о сути которой Зинаида даже не догадывалась. А сейчас она убедилась, что старик не так-то уж виноват. Вернее, вовсе даже не виноват перед ее матерью.
— В общем, завтра нам будет известен день помолвки. А пока… — он взглянул на часы, — пока торговля окончена. Лавочка закрывается…
— Вы сейчас к Короткову?
— Да. Закрою лавку и отправлюсь.
— Но как же вы ему все объясните? Откуда вы о нем узнали?..
— Ну, уж что-нибудь соображу. Скажу, например, что подпольный обком направил, а ведь это понятие растяжимое. Всех никто не знает, можно назвать любую вымышленную фамилию.
Тоня попрощалась и вышла на улицу, а Федор Михайлович остался. Ему надо было хоть немного побыть одному. Он волновался, понимая, что идет на серьезный риск.
Но иного выхода не было.
Как все-таки приятно неторопливо брести по весенней улице, разглядывать прохожих, останавливаться около афишных тумб! Она заслужила несколько часов покоя. Зайти, что ли, в кино? Тоне давно хотелось посмотреть последний боевик — «Розы в Тирасполе», но все как-то времени не хватало.
Итак, значит, скоро помолвка Зины. Как странно! Думала ли когда-нибудь сама Зина, что так сложится ее судьба? Жена фашиста!..
А что с Леоном?.. Он весь сосредоточен на мысли любыми средствами выкрутиться и дотянуть до конца войны. Любыми средствами — вот в чем таится опасность! Уже сейчас ясно, что он оказал Фолькенецу какую-то серьезную услугу. Но какую? И что они делали вдвоем там, на Хаджибеевском
