Мэри ШЕЛЛИ
ГОЛОС
— Алло… Алло-о, я слушаю!
— Ну здравствуй.
— Здравствуй…
— Удивился?
— Да, не ожидал. Но ты, как всегда, вовремя звонишь. У меня тут такое дурацкое настроение… Сижу весь вечер на веранде, тяну «верблюдов» одного за другим…
— А обещал бросить… Ну колись, чего у тебя стряслось?
— Не-е, плакаться не охота, да и зачем снова перемалывать… Ты лучше сама что-нибудь расскажи!
— Чего рассказать?
— Ну, о себе. А-а, о себе ты не любишь… Слушай, а расскажи опять сказку!
— Хитрый! Хорошо, давай попробую.
— Только погоди, я выключу чайник и переползу в комнату. Ты, кстати, в прошлый раз меня так замечательно усыпила, я уже сквозь сон подумал — а макароны-то на плите, так и варятся!… Ну все, рассказывай!
— Ты на полу лежишь? Куришь?
— Все-все, тушу и больше сегодня не буду!
— Ладно. Какую тебе — грустную или веселую?
— Х-мм… Сегодня наверное грустную.
— Ну слушай…
Жил-да-был Голос. Он жил в телефонных проводах. Вернее, так: он жил в телефонных проводах, потому что больше нигде жить он не мог. Выражаясь более научным языком — у него не было Постоянного Носителя. Так бывает, хотя и не часто.
Откуда же взялся Голос? Мы не знаем. Может быть, возник сам собой: говорят, что-то подобное может случиться, когда количество электронных переключателей на телефонных станциях мира достигнет некоторого критического порога — что-то вроде числа нейронов в человеческом мозге. А может, все было не так. Может быть, это был чей-то потерявшийся Голос. По крайней мере, самому Голосу было приятнее второе предположение — это оставляло надежду на то, что он найдет-таки свой Носитель.
Но найти было не так-то просто. Все люди, пользовавшиеся телефонами, имели свои собственные голоса, а наш Голос был от природы очень ненавязчивым, и никому не хотел мешать. Однако время от времени ему приходилось быть чуточку навязчивым.
Чтобы не умереть.
Дело в том, Голосу нужно было говорить. И не просто говорить, а разговаривать. И поскольку никого другого в проводах не было, он мог разговаривать только с людьми, которые пользовались телефонами. Конечно, он не говорил им, кто он такой на самом деле. Он просто изображал других людей. За свою не очень долгую жизнь (мы предполагаем, что он родился в конце 60-х годов в Соединенных Штатах, но никто, конечно, не знает точно)… так вот, за это время он прослушал массу телефонных разговоров, и мог при желании прикинуться и маленькой обидчивой девочкой из Норвегии, и иранским полковником авиации в отставке, и любым другим человеком.
Сам он почти никогда никому не звонил. Только в самых крайних случаях, когда ничего другого уже не оставалось делать. Тогда он звонил кому-нибудь наугад и делал вид, что не туда попал. Или что он проводит телефонный опрос на тему: кого Вы больше любите — кошек или собак? «Пежо» или «Тойоту»? Были у него и другие игры подобного рода. Но, как мы уже сказали, он был очень ненавязчивым Голосом, и делал так только тогда, когда больше говорить было не с кем — а говорить, точнее, разговаривать, было для него самым главным в жизни. Как вот для некоторых есть макароны с сыром и пить чай — так для него было важно разговаривать.
К счастью, телефонная система мира была огромной и шумной: в среднем, каждую минуту на планете происходило около шестисот тысяч телефонных разговоров. Голос слушал и выбирал. Услышав, что где-то включился автоответчик и голосом хозяйки телефона сообщает, что никого нет дома, Голос мчался по проводам к этому телефону, и — оп! — звонящий на том конце провода слышал, что хозяйка телефона, прервав свой автоответчик, отвечает сама. Конечно, это был Голос. Он переключал звонящего на свою линию и отвечал ему нежным голосом его девушки: «Ой, привет, я только что вбежала, слышу — ты уже с моим автоответчиком ругаешься!»
Звонящие никогда не догадывались, кто говорит с ними. Конечно, Голос не знал всех фактов из их жизни, и иногда ошибался. Но он быстро научился сдвигать разговоры в такие области, где вовсе не нужно знать, кто где родился, сколько у кого детей и денег, и так далее. Да люди и сами частенько любят поболтать на отвлеченные темы или просто ни о чем, а не сообщать друг другу скучные факты. Если же ситуация совсем поджимала, Голос притворялся простуженным, или устраивал помехи в трубке.
Обычно он говорил только хорошие и незначительные вещи, так что люди, дозваниваясь потом до настоящих хозяев телефонов, почти никогда не замечали, что их немножко обманули. Иногда Голос даже помогал им — когда он слышал, что кто-то всердцах бросает трубку, он перехватывал линию в самый последний момент, и говорил человеку, оставшемуся на проводе: «Ладно, извини, что-то я разорался сегодня… Устал на работе. Так и быть, мы поедем летом на твое озеро, … только не называй меня больше занудой!» А потом звонил бросившему трубку и, изменив голос, говорил: «Спокойной ночи, милый. Я была не права, не обижайся, пожалуйста. Это же ясно, что ты устал сегодня, и не духе обсуждать планы на лето… Давай лучше в выходной обо всем поговорим…»
Так и жил Голос, разговаривая. Вернее — жил разговорами. Он не мог без разговоров; поэтому, когда он чувствовал, что говорящий с ним человек собирается дать отбой, он снова начинал «в пол-уха» прослушивать всю мировую сеть. И заканчивая один разговор, тут же перескакивал на другой. А как он начинал разговоры, вы уже знаете.
Случались с ним и неприятные истории. Однажды он просто застрял в трубке телефона-автомата: сильный ветер порвал провода, и Голос не мог вернуться обратно в мировую сеть из маленькой сети телефоновавтоматов провинциального городка; автоматы эти, хоть и работали, но не имели связи с внешним миром из-за обрыва кабеля. Единственное, что Голос смог найти — трубку одного из автоматов, стоявших на вокзале, не повесили на рычаг, она болталась на проводе, издавая короткие гудки. Голос сконцентрировался весь в этих гудках, они стали громче и сложнее, и звучали теперь почти как мелодия органа. На вокзале были какие-то люди, они знали, что телефоны не работают, но они разговаривали между собой, Голос мог слышать их слова, особенно когда они говорили недалеко от автомата. А люди, проходя мимо, могли слышать его музыкальные призывы. Какой-то ребенок пару раз подходил к будке, слушал гудки, потом брал трубку в руки и кричал в нее: «Алло, мама, алло!» А позже кто- то другой, взрослый, обругал телефонную компанию, обращаясь непосредственно к тому аппарату, где застрял Голос. Конечно, это нельзя было назвать разговорами, но Голос выжил, проведя жуткую ночь в лихорадке коротких гудков и отрывочных фраз, почти не чувствуя себя, но чувствуя, что еще жив. Так иногда чувствуют себя сильно заболевшие люди — ничего, кроме пульса, который накатывается и отступает, как большая груда красных камней, как громкие гудки в трубке не до конца сломанного телефона…
Наутро линию починили, и Голос вернулся в мировую сеть сильно испуганным. С тех пор он стал осторожнее и избегал телефонов в таких местах, связь с которыми может легко прерваться. Но был и другой случай, который напугал его еще больше. Дело было в Нью-Йорке — в большом городе со множеством телефонов, где, казалось, ничего плохого не могло случиться. Голос развлекался разговором с каким-то пьяным банкиром, звонившим из бара домой. Жены банкира не было дома, и Голос успешно пародировал ее вульгарный смех… когда он почувствовал, что напряжение в сети падает. Это был тот самый, знаменитый black-out Нью-Йорка, неожиданное отключение света, которое принесло огромное количество самоубийств. Но не темнота страшила Голос — ему грозила обыкновенная смерть на быстро остывающих рэле и микросхемах. Существовали, конечно, телефонные сети других городов и стран, но он знал, что не успеет перегруппироваться так быстро — Нью-Йорк был слишком серьезным «нервным узлом», а напряжение в сети падало с катастрофической скоростью.
