настоящее кудзу — ведь здесь его родина.
Крыши забраны гофрированным железом; свет соседних окон выхватывает квадраты коричневой бугристой ржавчины. Большое темное насекомое пересекает световой поток в стробоскопическом полете.
— Удивительное место, — говорит Кейс.
— Таких осталось очень мало. — Бун гремит банками в поисках чая.
Она приоткрывает окно. Сзади доносится свист закипевшего чайника.
— Ты знаешь Доротею Бенедитти?
— Нет, — отвечает он.
— Она работает в фирме «Хайнц и Пфафф». Графика, рекламный дизайн. Ведет все проекты, связанные с «Синим муравьем». Я думаю, она наняла каких-то людей, чтобы обыскать квартиру Дэмиена. И они что-то нахимичили с компьютером.
— Откуда ты знаешь?
Кейс подходит к широкой нише в стене. Должно быть, раньше здесь хранилось постельное белье. Сейчас ниша приспособлена под платяной шкаф, на западный образец. На деревянной перекладине висят плечики с женской одеждой. Ей вдруг становится неловко; будь у шкафа дверь, она бы ее прикрыла.
— Они позвонили из квартиры, с домашнего телефона. Я нажала повторный набор и попала на ее автоответчик…
Кейс рассказывает ему всю историю: Доротея, прожженная куртка, азиатские шлюхи. Они сидят на татами, скрестив ноги, и пьют зеленый чай из керамического чайника. Яркий кухонный светильник выключен. Выслушав ее рассказ, Бун задумчиво говорит:
— Значит, наши итальянцы могут и не иметь отношения к Бигенду. Или к фрагментам. Ведь в квартиру они вломились еще до этого.
— Я бы не стала говорить — «вломились». Ничего же не сломано. Я вообще не знаю, как они проникли внутрь.
— Открыли замок пистолетом-отмычкой, если это профессионалы. Ты бы вообще ничего не заметила, если бы они не трогали телефон и компьютер. Кстати, это совсем не профессионально. Ну ладно, оставим это на их совести. Значит, Бигенд говорит, что Доротея в Париже занималась промышленным шпионажем?
— Да. Но по его теории, она на меня взъелась из-за места в «Синем муравье». Решила, что мне собираются предложить должность, на которую она сама метила. Директор лондонского филиала.
— А ты ему не рассказывала про куртку, про квартиру?
— Нет.
— Интересно. А эти парни говорили по-итальянски. Может, они местные, а может, их послали вслед за нами. На нашем рейсе их точно не было. А здесь я их засек в первый же день. Поездил за ними, пока они следили за тобой. Трудно сказать, как хорошо они знают город. У них была машина с японским водителем.
Кейс вглядывается в его лицо, освещенное красноватым светом лампочек Эдисона.
— Доротея про меня кое-что знает. Очень интимную вещь, что-то вроде фобии. Об этом известно только моим родителям, психиатру, еще нескольким друзьям.
— Ты мне расскажешь?
— У меня аллергия. На определенные торговые знаки.
— Торговые знаки?
— Да, еще с детства. Это обратная сторона медали. Цена, которую я плачу за способность предсказывать реакцию рынка на ту или иную эмблему. — Кейс с раздражением чувствует, что ее лицо краснеет.
— Можешь привести пример?
— Мишлен. Есть и другие. Некоторые появились совсем недавно… Вообще, мне неприятно об этом говорить.
— Я понимаю. — Бун кивает. — Спасибо, что рассказала. И ты думаешь, Доротея об этом знает?
— Да, я уверена.
Она рассказывает ему о второй встрече, о нарисованном Бибендаме и о кукле, подвешенной к дверной ручке.
Он хмурится, молчит, подливает себе чая. Потом произносит:
— Я думаю, ты права.
— В каком смысле?
— Ну смотри: она о тебе знает что-то очень личное, чего просто так не узнаешь. А она узнала. Значит, кто-то вложился в это дело, затратил ресурсы на сбор информации. Она показала тебе картинку. И подвесила куклу на дверь. Ну, или кто-то подвесил, по ее приказу. Получается, тебя хотели прогнать, заставить вернуться домой. Но ты не вернулась. А тут появился я, мы прилетели в Японию, и… В общем, полагаю, эти двое работают на нее.
— С какой целью?
— Ну, этого мы уже не узнаем. Разве что поймаем их и заставим все рассказать. Но где их найдешь? Да и вряд ли они что-то знают. Интересно, на кого работает сама Доротея… Можно я взгляну на твой лэптоп?
Кейс дотягивается до сумки, открывает ее, вынимает «Айбук» и протягивает Буну. Он кладет его на стол рядом со своим компьютером, достает из чемодана скрученный кабель.
— Не обращай внимания. Я могу и говорить, и одновременно делать…
— Делать что?
— Хочу посмотреть, не стоит ли у тебя жучок, который перехватывает нажатия клавиш.
— Ты сможешь его найти?
— Ну, в наши дни ни в чем нельзя быть уверенным. — Бун соединяет кабелем оба компьютера, потом вставляет в свой лэптоп лазерный диск. — После прошлого сентября многие концепции безопасности пришлось пересмотреть. Если бы ФБР посадило в твой компьютер какого-нибудь стандартного жучка, я бы, наверное, смог его отловить. Если нестандартного — совсем другая история. А ведь есть еще другие, кроме ФБР.
— При чем здесь ФБР?
— Это я так, для примера. Сейчас такое время, самые разные люди делают самые разные вещи. Причем не только американцы. И не только государственные службы. И это проявляется во всем. — Он стрекочет пальцами по клавиатуре, смотрит на экран.
— Чья это квартира?
— Марисы, я уже говорил.
— А кто такая Мариса?
Бун поднимает голову, смотрит на нее.
— Моя бывшая подружка.
Кейс так сразу и подумала. И почему-то это было неприятное чувство. Хотя какое ей дело?
— Теперь мы просто друзья, — добавляет Бун и склоняется над компьютером.
Кейс поднимает вверх левую ладонь, показывая написанный на ней номер.
— А что будем делать с этим?
Он поднимает глаза от экрана, замечает ее руку, улыбается с облегчением.
— А, с этим! Ну, сначала я найду фирму, которая поставила водяной знак. Если это фирма. Потом попытаюсь что-нибудь из них выжать. Если они помечают каждый клип — значит, должен быть какой-то контракт, заказчик. А это уже шаг к автору фрагментов.
— Разве такая информация доступна?
— Нет, конечно. Но это не значит, что ее нельзя добыть.
Он возвращается к работе. Кейс прихлебывает чай и оглядывает небольшую квартиру в восемь татами [21], наполненную янтарным светом эдисоновых ламп, и мысли ее помимо воли возвращаются к женщине, которая здесь живет.
