все это было бесцветным… призрачным… и не препятствовало моему взгляду!
Продолжалось эта неторопливая демонстрация довольно долго, мне уже надоело разглядывать всевозможные залы, гостиные, столовые, спальни, будуары, несколько раз перед моими глазами проплыла кухня с топящимися плитами и клокочущими котлами. Иногда эти виды всевозможных помещений сменялись видом внутреннего дворика по которому сновали люди, или той самой городской площади, на которую меня выпустил Первецкий, только теперь она была совершенно пуста.
И тут вдруг изображение исчезло!!
Однако, я не успел встревожиться – картинка снова появилась, и теперь я увидел какой-то мрачноватый подвал. Низкий каменный потолок висел над таким же каменным полом всего-то в каких-нибудь полутора метрах, и я подумал, что передвигаться по такому помещению должно быть довольно затруднительно! И тут изображение снова исчезло, и почти сразу же возникло вновь, но теперь подвал сменился несколькими, разной степени загрязненности чуланами, набитыми какими-то ведрами, бочками, метлами и тому подобной рухлядью. Картинка совершила полный оборот, мимо моих глаз снова проплыла площадь Согласия… И снова все пропало!..
Так повторилось пять раз, а на шестом обороте я увидел… висящий в воздухе хрустальный шар!!! Я не обратил внимания, в какой именно зале он висел, что именно поддерживало его в воздухе – мне это было неинтересно! Тут же произнеся короткое заклинание, установившее в моем сознании магический маячок, привязанный к увиденному шару, я закрыл глаза, уничтожил заклинание «Дальнего Взгляда», подождал с минуту я снова открыл их. Меня опять окутала темнота спальни, подступила ее тишина, но теперь они не казались такими безысходными – я знал, что надо делать. Снова вернувшись к кровати я откинул полог и тут же встретил взгляд, в котором затеплилось сознание.
– Я нашел хрустальный шар… – негромко прошептал я. – Теперь мне надо его разбить… Я уйду, но уйду ненадолго… Ничего не бойся, я скоро вернусь и мы с тобой пойдем домой…
Людмила закрыла глаза, и мне показалось, что ее грудь под легким пушистым покрывалом чуть приподнялась на вздохе.
Опустив полог, я бесшумно отошел к двери и прислушался – за дверью было тихо. Я снова прикрыл глаза и сосредоточился, пытаясь мысленно дотянуться до шара, снова увидеть его перед своим внутренним взором, но это мне не удалось – запаса моей магической Силы было недостаточно, да и установленный мной «маячок» был слабоват. Отказавшись от попытки добраться до шара опосредствованно, я снова открыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, готовясь к путешествию через дворец.
Взявшись за ручку засова, я осторожно потянул его, и здоровенная металлическая полоса медленно пошла в сторону, освобождая полотно двери. Отодвинув засов, я снова прислушался, а затем мягко потянул дверь на себя. В образовавшуюся щель проник яркий свет горящих в коридоре светильников, и он показался мне странно холодным… безжизненным…
Прежде чем проскользнуть в коридор, я произнес заклинание «Полога», и только после этого решился покинуть комнату.
В коридоре было пусто. Светильники – небольшие комочки белого магического свечения, прилепленные через каждые десять двенадцать метров к одной из стен, давали вполне достаточно света, чтобы видеть каждую трещинку на каменных плитах, застилавших пол.
Прикрыв дверь спальни я провел по ней ладонью и с удовлетворением почувствовал, как засов встал на прежнее место. После этого я отвернулся от двери и, сориентировавшись по бьющемуся во мне маячку, повернул направо. Пойдя метров тридцать по совершенно пустому и удивительно гулкому коридору, я уперся в запертую дверь, собранную из толстых дубовых брусьев, скрепленных металлическими полосами на болтах. Дверь открывалась внутрь и имела два внутренних замка, открыть которые можно было только снаружи. Кроме того, за дверью, на нижней площадке узкой каменной лестницы стоял часовой, и часовой этот не спал.
Впрочем, в отличие от спальни Людмилы, эту дверь охранял всего лишь обыкновенный человек, так что раздумывал я недолго. Положив ладони на полотно двери в тех местах, где прятались замки, я сосредоточился, и через секунду раздался короткий сухой щелчок – язычки замков втянулись в металлические корпуса.
Часовой, услышав этот звук, встрепенулся, отскочил от двери и, опустив короткое копье с листовидным наконечником, изготовился к бою… Интересно с кем?..
Прошло около минуты, а дверь оставалась закрытой. Часовой, видимо, успокоился, снова поднял свое копье острием вверх и, осторожно придвинувшись к двери, легко толкнул ее, поверяя запоры. Дверь немного приоткрылась, и часовой еще подтолкнул ее, чтобы посмотреть, нет ли кого за ней. Перед ним предстал совершенно пустой коридор, что почему-то весьма удивило служивого. Он просунул голову в дверной проем, и в этот момент я громко захохотал у него над ухом.
Часовой мгновенно отскочил назад, на секунду прижался к стене, а затем, превозмогая страх, снова занял боевую позицию… Но я уже успел проскочить через открытый дверной проем и стоял на третьей ступени лестницы. Пока часовой ожидал нападения неизвестно кого, я поднялся по лестнице и через невысокую арку вышел в большой пустой холл, с широкими дверями, ведущими во внутренний двор дворца, и полукруглой лестницей, уходившей во второй этаж здания.
В этом холле я немного задержался. Маяк показывал мне, что ближайшая дорога к моей цели проходит через двор, но там было полно народу – разгружали сразу несколько подвод, таскали какие-то тюки, ящики. Возможно, эта толчея меня не остановила бы, а вот странно искаженный магический фон, который я чувствовал почему-то очень остро, заставил меня задуматься. Такое поведение дикой, неорганизованной Силы могло означать либо близость какого-либо естественного природного возмущения, либо соседство очень сильного, опытного мага, собственным магическим коконом – огромным сгустком Силы, искажающего обычный фон.
В любом случае мне не хотелось попадать в сферу этого возмущения – если это был маг, то он вполне мог меня обнаружить, а мне сейчас не хотелось вступать в схватку, природный же катаклизм такой мощности способен был отрицательно повлиять на мои способности. Поэтому я выбрал обходной путь. Поднявшись по лестнице и неслышно миновав двух часовых, стоявших на площадке, я двинулся влево, по анфиладе комнат второго этажа, стараясь держаться ближе к стенам – прислуги и здесь хватало.
До поворота в четырехэтажный флигель я добрался довольно быстро, но здесь оказалось, что со второго этажа шестиэтажного фасадного здания во флигель прохода не было. Мне пришлось подняться еще на этаж, и я оказался в комнате, принадлежавшей сразу двум зданиям и потому имевшей «Г»-образную форму. Здесь я остановился – из-за угла комнаты доносился негромкий разговор.
– …осталось меньше двух дней! Ты думаешь, если мы не успеем все подготовить, Его Изничтожество посмотрит на это сквозь пальцы?! – С нервными, визгливыми интонациями выговаривал высокий женский голос.
– Но у нас практически все готово… – отвечал ему, столь же нервный и какой-то измученный баритон. – Осталось всего-то проверить и расписать по столам вино и медовухи…
– По каким столам, – взвизгнула женщина, – что расписать?! Как можно что-то расписывать, когда не утверждены списки гостей!..
– Как это «не утверждены списки», когда у меня есть не только полный список, но и распределение гостей по столам!! – перебил ее баритон, однако в нем не чувствовалось необходимой уверенности.
– Кто эти твои списки утвердил?! – Снова взвизгнула женщина, и дрогнувший баритон ей ответил:
– Первый дворцовый стольник…
– Ой-ей-ей! – Запричитала женщина, – голову ты с меня сымешь, под топор ты меня подведешь!! Ну как может первый дворцовый стольник утвердить списки гостей, приглашенных на свадьбу самого Его Изничтожества?!!
«А ведь они говорят о свадьбе Змея Горыныча! – Мгновенно сообразил я. – Той самой, на которой невестой должна быть… Людмила!!»
Я осторожно выглянул из-за угла.
Прямо за этим самым углом стоял небольшой стол заваленный какими-то бумагами, часть из которых даже свалилась на пол. За этим столом на весьма неудобной высокой табуретке сидела крошечная женщина в белой рубашке и ярко-оранжевом сарафане. Волосы ее были убраны под цветастый платок, повязанный над самыми бровями. Лицо у женщины было злое, распаренное и… растерянное. Напротив нее стоял,
