Столик был чист и уже застелен свежей скатертью. Хозяин стоял рядом со столом почтительно согнувшись, в отличие от стражников у ворот, он не обратил ни малейшего внимания на то, что в мою «свиту» входила нечисть.
– Мы сядем вместе… – буркнул я и, усадив эльфийку на табурет, занял место рядом с ней. Фрик уже сидел за столом. Спустя две-три минуты появились служанки с подносами, уставленными снедью. Жареный гусь с яблоками, тушеные овощи, свежие пшеничные лепешки, блюдо с фруктами и два кувшина с легким прохладным вином составили меню нашего обеда.
Мы с Фриком немедленно принялись за еду – шут, похоже, тоже здорово проголодался, а вот эльфийка сидела неподвижно, положив ладони на край столешницы, и, казалось, не собиралась принимать участие в нашей трапезе. Я наклонился в ее сторону и негромко проговорил:
– Девочка, нас ожидает долгий путь – тебе необходимо подкрепиться…
Однако она никак не реагировала на мои слова. Тогда я положил свою двузубую вилку на край тарелки и повернулся на своем табурете в ее сторону.
– Ну вот что, девочка, – стараясь говорить как можно ласково, начал я, – если ты хочешь вернуться к своему народу, тебе надо поесть… К тому же, мне будет очень обидно, если ты умрешь от голода после того, как я приложил столько усилий, чтобы спасти тебя от костра!
Она медленно повернула свое удлиненное лицо в мою сторону и вдруг… заговорила! Голосок ее звучал неуверенно и едва слышно, словно некий мастер, маэстро, осторожно трогал виртуозным смычком струны скрипки:
– Ты действительно хочешь вернуть меня домой?..
– Конечно, – мягко подтвердил я, – для чего бы я иначе стал тебя спасать?
– Но ведь ты – дан Тон… Ты – Ужас маленького народца, ты – смерть во плоти, ты беспощаден и жесток, ты…
– И при всем при том, я хочу сделать именно то, что сказал… – прервал я ее «лестные» эпитеты, – поверь мне, если бы я хотел твоей гибели, мне достаточно было бы просто посмотреть, как ты горишь в очищающем пламени!
– Но… почему?..
Ее вопрос прозвучал столь беспомощно, в нем было столько непонимания, что я невольно вздохнул:
– Я не понимаю твоего вопроса – на мой взгляд мое поведение вполне естественно.
И тут раздался шепелявый голосок Фрика:
– Э-э-э, девчушка, я с этим сияющим даном путешествую уже несколько дней и могу тебе сказать со всей ответственностью: сияющему дану Тону в Трольих горах повредили голову, он потерял свой рассудок, но… приобрел другой… чужой! Так что, если он говорит, что хочет доставить тебя к твоим близким, значит так оно и есть. А если кто-то попытается тебя обидеть, он будет защищать тебя словно… родную дочь!
– Родную дочь… – эхом повторила эльфиечка и, медленно протянув руку, взяла с блюда яблоко.
«Ну вот, – удовлетворенно подумал я, – кажется девочка начинает приходить в себя».
Кроме этого яблока моя подопечная ничего есть не стала, однако мне почему-то показалось, что съеденного ей вполне достаточно для поддержания своих сил. Но этот факт навел меня на некоторые размышления. Когда наш обед закончился и хозяин опасливо подошел к нашему столу в надежде получить плату, я обратился к нему:
– Вот что, кхмет, наш дальнейший путь будет, видимо, пролегать по диким безлюдным местам, не сможешь ли ты достать нам какую-нибудь палатку или… шатер?
Толстяк задумчиво пожевал губами, а я не давая ему сразу ответить, продолжил:
– Кроме того, нам понадобится провизия и несколько кувшинов твоего замечательного вина. Если сможешь все быстро приготовить, моя щедрость не будет знать границ!
Толстяк поклонился и быстро ответил:
– Я постараюсь, господин, – а затем, чуть запнувшись, добавил, – а… вот… плата за обед…
– А обед включишь в общий счет!
И я вальяжно махнул рукой, отпуская толстяка.
Надо сказать, что вернулся он к нашему столу довольно быстро – не успел Фрик расправиться с последней грушей. В руках у хозяина харчевни был небольшой шелковый мешок оранжевого цвета, а следом за ним шли его служанки с двумя довольно большими кожаными торбами.
– Вот, господин сияющий дан, – с поклоном проговорил толстяк, – я все приготовил!
– Ну что ж, – усмехнулся я, – Ты заслужил премию! – И протянул ему на ладони заранее приготовленную желтую монетку.
И без того достаточно выпуклые глаза толстяка при виде монеты полезли из орбит. Шумно вздохнув и судорожно облизав губы, он, чуть заикаясь, проговорил, не сводя взгляда с предложенной платы:
– Это же золотая марка!.. Боюсь, господин, что я не смогу дать с нее сдачи!..
– А разве я требовал сдачи?! – С присущей дану Тону высокомерной брезгливостью поинтересовался я и повернулся к шуту, – господин Фрик, разве я говорил о сдаче?!
– Я не слышал… – самым безразличным тоном ответствовал шут, доедая последнюю сливу, а я снова повернулся к хозяину харчевни:
– Вот видишь, ни о какой сдаче никто не говорил!
Толстяк осторожно протянул руку и тут же отдернул ее. Посмотрев снизу вверх на забрало моего шлема, он дрогнувшим голосом переспросил:
– Так это все мое?..
– Твое, твое! – Нетерпеливо ответил я, – забирай быстро и дай нам наконец уехать!
Толстяк схватил монету и рухнул передо мной на колени:
– Господин, твоя щедрость не знает границ!..
Но я не стал слушать его благодарственные вопли. Забрав у служанок обе торбы, я шагнул мимо и коротко бросил:
– Именно это я тебе и обещал!..
Обе торбы с провизией мне пришлось подвесить к седлу белой лошадки, а вот шелковый мешочек я прикрепил к своему седлу. Спустя несколько минут мы уже выезжали из северных ворот Вольнова.
И снова наш крошечный отряд двигался по коричневым каменным плитам Северного тракта Высокого данства. Вот только теперь он был узким – две повозки едва могли бы на нем разъехаться, и абсолютно пустым. Похоже, охотников путешествовать к Трольим горам было в данстве немного. Фрик все так же шагал впереди, эльфийка по-прежнему безучастно покачивалась в седле, глядя под ноги своей лошади остановившимся взглядом, а меня опять принялась развлекать Блуждающая Ипостась дана Тона. Не проехали мы и километра, как она вдруг язвительно пробормотала:
«Соришь моим золотом?..»
– Повышаю твою популярность среди местного населения, – насмешливо ответил я, – золото тебе все равно больше не нужно – зачем призраку золото? А… доброе слово и кошке приятно!
«Во-первых, я не призрак, а Блуждающая Ипостась, – гордо ответила Блуждающая Ипостась, – во- вторых, плевать я хотел на свою популярность у каких-то там кхметов, а в третьих – не понимаю, при чем тут какая-то кошка!»
Я немного помолчал, пытаясь унять поднимающееся раздражение против мертвого старца, и вдруг на меня снизошло некое… умиротворение. Спокойным, я бы даже сказал, проникновенным тоном я спросил:
– Слушай, сияющий дан, ты когда-нибудь любил хоть что-то кроме своей… ненависти? Ты когда-нибудь обращал внимание на то, какими чудесными красками окрашивается небо вечерней зарей, как чарующе выглядят дерево, луг, река… Неужели тебе никогда не льстила похвала другого человека?!
Блуждающая Ипостась ответила мне далеко не сразу, мне даже показалось, что я не дождусь ответа на свой «лирический» вопрос. Однако он все-таки последовал.
Сначала призрак скептически хмыкнул, а затем иронически поинтересовался:
«А ты, случаем, стихов не пишешь?..»
– Нет, – серьезно ответил я, – хотя по роду деятельности не чужд литературе.
«Вот, вот… Именно что не чужд – это чувствуется. Так вот знай, господин литератор… – Тут он сделал
