хватало в моем достаточно быстром и плавном передвижении по горной тропе. Я огляделся. Справа и слева от тропы расстилались все те же каменистые осыпи, позади них высились скалы самых разных оттенков серого цвета, впереди вырастали ворота, между которыми проскальзывала желтая нитка тропы. Окружающая тишина нарушалась только легким позвякиванием моего вооружения… И тут до меня дошло! Тишина!! Я не слышал топота копыт!!!
Наклонившись вперед я попытался как следует разглядеть ноги моего иноходца, и через минуту понял, что быстро мелькающие перед моими глазами тонкие сгустки пурпурного тумана оканчиваются неким подобием… львиных лап! Моя Дымка ступала совершенно бесшумно!!
«Ну вот!! – удивленно и в тоже время очень довольно подумалось мне, – А я хотел развеять это создание. Да ему цены нет!!»
Но вот моя странная лошадь оказалась между двух совершенно отвесных темно-серых гранитных стен, вставших по обе стороны от желтой каменистой тропы. Сразу же резко стемнело, словно пасмурный плаксивый день мгновенно превратился в поздний беззвездный вечер, готовый разразиться холодным дождем. К тому же воздух над тропой стал промозгло-сырым, и мне в спину задул несильный, но упрямый ветер.
Однако моя призрачная лошадка совершено не реагировала на изменение погоды, продолжая продвигаться вперед спокойной неутомимой рысью, и только ее длинная грива волновалась под напором ветра.
Чем дальше мы углублялись в это странное, словно прорубленное в скале одним ударом меча ущелье, тем темнее и угрюмее оно становилось. Высящиеся по сторонам гранитные стены плавно перетекли из темно-серого цвета в антрацитовый, и только тропа под лапами моего иноходца оставалась желтой, и даже приобрела некий золотистый отсвет. А впереди, как мне казалось, царила уже совершеннейшая чернота, словно гранитные стены смыкались там, превращая ущелье в некий непроходимый тупик!
Спустя несколько минут, я действительно уперся в тупик и не сразу понял, что тропа просто резко сворачивает вправо, ныряя в еще более тесное ущелье. Повернув, я двинулся по столь узкому коридору, что мог бы коснуться стен ладонями, а высоко-высоко надо мной чуть светлело далекое серое небо. А потом исчезла и эта светло-серая полоска – я оказался в высоком тоннеле или, точнее, в узкой высокой пещере. В полной темноте только узкая золотистая полоска тропы чуть отсвечивала под лапами моей лошадки, как будто некая нить, не дававшая нам окончательно заблудиться. И Пурпурная Дымка упорно продвигалась по этой ниточке не меняя своего неторопливого аллюра. Это лошадиное спокойствие передавалось и мне, так что я только похмыкивал, встречая все новые и новые повороты на своем пути и каждый раз повторяя при этом: «Ничего, куда-нибудь мы все равно приедем!»
Правда я все-таки наговорил заклинание Истинного Слуха, поскольку слух в такой темноте был гораздо важнее зрения, но окружающая меня тишина ничуть от этого не изменилась.
Скоро я потерял счет времени и уже плохо представлял какое расстояние прошла моя лошадь, я даже стал, как мне показалось, слегка придремывать… И именно в это момент в окружающей меня тишине раздался странный низкий, едва слышный, но при этом явственно угрюмый шепот. Я мгновенно произнес заклинание Полного Понимания и услышал:
– … но ведь он… развеян!.. Его накрыло дыхание Небесной Матери!!
– Ну, значит, Гвай что-то не так увидел, или не понял… или просто ошибся… – ответил ему другой, не менее тихий шепот, только чуть более высокий по тону. – Ты же видишь, вот он едет собственной персоной!..
– Как Гвай мог ошибиться, когда он сам был на Столе Скорби?! Он сам участвовал в последней битве против черных извергов сияющего дана Тона! Он сам видел, как Небесная Мать накрыла этих выродков и их дана своим дыханием!!
Судя по тону, которым была произнесена последняя тирада, этот невидимый угрюмый шептун был весьма раздражен. А вот отвечавший ему невидимка был гораздо более спокоен… я бы даже сказал – безразличен:
– Ну ты же сам видишь, что сияющий дан Тон жив, здоров и… невредим, – повторил он и, выдержав секундную паузу, добавил: – И посмотри, какой странной зверюгой он обзавелся!..
«Все-таки они шепчутся обо мне!.. – подумал я с некоторой тревогой, – И о моей лошадке!»
И словно в подтверждение моей мысли ворчливый шептун произнес:
– А может шарахнуть его по башке каменюкой?.. Моя каменюка любой шлем проломит!..
– Можешь попробовать… – все так же безразлично ответил тонкоголосый, – Только я боюсь, что ты не успеешь его ударить, он быстрее достанет тебя своей секирой. А лезвия его секиры, как ты должен знать, рассекают любой камень… Так что, пробуй, если хочешь, а я лучше смотаюсь в Зал Совета, предупрежу Норка, что Гвай ошибся и сияющий дан Тон жив!..
Послышался слабый шорох и вокруг меня снова воцарилась тишина.
Тем не менее, я покрепче сжал рукоять своей страшной секиры, готовясь отмахнуться ею при первом намеке на какое-либо движение в мою сторону.
Однако никакого движения, даже движения воздуха не последовало. Прежняя тишина и прежнее безмолвие окружали меня. Мне даже показалось на мгновение, что услышанный мной диалог был просто сонной грезой… Но для «сонной грезы» он был слишком… содержательным!
И если вникнуть в содержание этой «грезы», получалось, что звали меня сияющий дан Тон… к-хм, потом разберемся что это за титул, но, судя по всему, титул не маленький. Кроме того, меня не должно было быть, потому как меня «накрыла дыханием», видимо… прикончила, какая-то «Небесная Мать»!.. Кто бы мог носить такое странное, похожее на одно из наших ругательств, имя?! К-хм… опять-таки, разберемся позже. Да, эта «Мать» меня прикончила в том случае если некто Гвай (снова непонятно кто!) не ошибся и все правильно разглядел на Столе Скорби, где присутствовал лично. Ну, что такое Стол Скорби и кто такие черные изверги сияющего дана Тона я знал совершенно точно!! Сам, лично видел, можно сказать, смертный оскал одного из этих извергов. Кстати, судя по бойне, устроенной на Столе Скорби, эти ребята в черной форме вполне соответствовали своему названию – «изверги»!..
И тут мои размышления прервало… светлое пятно, неожиданно появившееся впереди!
Пурпурная Дымка как раз выполнила очередной резкий поворот, и за ним тоннель, по которому я продвигался, оказался чуть подсвеченным. Свет падал из далекого овального отверстия, судя по всему выпускавшего желтую тропу из горы на поверхность Мира.
«А вот и долгожданный выход!..» – с глубоким удовлетворением подумал я. И в этот момент в моей голове снова возникла чужая презрительная мысль: «Глупец, ты что же не понял, что слышал троллей?! Смотри, как надо действовать в этом случае!»
Немного впереди, справа, послышался слабый шорох, словно по каменной стене протекла струйка сухого песка, а сама стена вдруг выгнулась вперед чудовищным брюхом, преграждая мне путь! Моя правая рука мгновенно выбросила вперед и чуть вверх серебристое лезвие секиры, и я почувствовал, как оружие со странным чмокающим звуком входит в камень. Вслед за этим моим ударом прозвучал жуткий, оглушающий рев! Стена в которую чуть ли не до рукояти вонзилось лезвие секиры дернулось в резкой конвульсии, едва не вырвав из моей руки рукоять оружия, в забрало моего шлема брызнуло чем-то зеленым, а затем на мой затылок обрушился страшный удар.
«Рухнул потолок тоннеля!..» – подумал я валясь набок со своей лошадки, и сознание мое померкло.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я начал снова воспринимать окружающий мир. В голове пульсировала тупая тянущая боль, перед закрытыми глазами плавали яркие радужные круги. Я попытался пошевелиться, но тело отказывалось меня слушаться, руки и ноги были неподвижны, словно их удерживала некая непреодолимая сила. И тогда я сделал единственно на что оказался способен – открыл глаза и… осмотрелся.
Моя бренная плоть, по-прежнему упакованная в чужие доспехи, находилась в огромной пещере, очень слабо освещенной неким голубоватым мерцанием, рассеянным в воздухе. Справа, шагах в четырех от меня, неподвижно стояла какая-то темная тень, чуть колышущаяся, словно туман в безветренную погоду. Я долго приглядывался к ней, но так и не смог понять, что же это такое. Зато, едва оторвав взгляд от этой теня, я понял причину своего паралича – мое тело было распластано на здоровенной каменной плите, ноги, руки и шею плотно охватывали толстые металлические скобы, вбитые в камень. Именно эти скобы и не давали мне пошевелиться, и хорошо еще, что мне удавалось слегка поворачивать голову.
