Через несколько минут после этого впереди показалась еще одна деревенька, чуть больше той, которую я совсем недавно миновал. Здесь я не стал никого расспрашивать, поскольку и без того знал дорогу, а встреченные мной восемь-десять селян кланялись настолько низко и подобострастно, что не дали возможности призраку снова заныть о падении уважения к его особе.
Вторые Вешки также остались за моей спиной, и почти сразу же я увидел коричневые каменные плиты Северного тракта данства. Перевалив через глубокий кювет, Пурпурная Дымка ступила своими лапами на теплые камни дороги и остановилась. Я огляделся. Слева, метрах в ста от того места, где я выехал на тракт, виднелся большой, приземистый одноэтажный дом, в котором я мгновенно узнал недоброй памяти харчевню под вывеской «У кузнечика», однако заезжать туда мне почему-то очень не хотелось, а потому я повернул свою лошадь вправо и негромко произнес:
– Время обеда еще не настало, так что мы вполне можем проехать еще пару десятков километров!
Умница Пурпурная Дымка тряхнула своей полупрозрачной головой и двинулась вперед.
День был все так же пасмурен, и настроение мое вполне соответствовало погоде. Блуждающая Ипостась более не мешала мне размышлять, так что в голову мою полезли самые разные мысли. Но постепенно круг моих размышлений сузился, и мысли закрутились вокруг одной единственной темы.
«Похоже, я сделал крупную ошибку, что вообще сунулся сюда! Никаких инфекционных заболеваний в этом Мире нет, никогда не было, так что наш N-ский феномен к здешним… „феноменам“ не имеет никакого отношения… Просто потерял время… просто истрепал себе нервы и… устал… Бессмыслица какая-то!.. Ладно, мне бы теперь только добраться до этих самых Трольих гор и найти место перехода – уберусь к себе, в мой родной N-ский район, а здешние даны, кхметы, эльфы, тролли, гномы и… иже с ними пусть сами разбираются со своими войнами, своей магией и своей… ненавистью! Ненавистью?!! Действительно – ненавистью!! Мощный дан Когг, который ненавидел меня… то есть сияющего дана Тона, ненавидел гномов… Вольный кхмет Смига, который ненавидел любую нечисть, и пользовался ее услугами, и предавал эту нечисть магическому огню!.. Вольный кхмет Корда и его друзья, которые ненавидели всех и вся, были готовы убить любого за медный грош!.. Сияющая дана Хольна, ненавидевшая своего собственного мужа, ненавидевшая глубоко, самозабвенно!.. Странный Мир, в котором, похоже, каждый лелеет свою НЕНАВИСТЬ!..»
И тут я невольно вздрогнул. Из-за недалекого куста до меня донесся знакомый хрипловатый, шепелявый дискант:
«Вот в ком нет ненависти! – Мгновенно подумал я… – Или, все-таки есть?!»
продолжал напевать невидимый за кустом Фрик. А когда я объехал куст и увидел сидящего под ним шута, он поднял голову и спокойно, почти не заикаясь, проговорил:
– Ну, куда же вы делись, господин сияющий дан?.. Я уже устал вас поджидать!
– Да вот, знаешь ли, все дела… – с улыбкой ответил я.
– Дела? – Беззубо улыбнулся в ответ Фрик, – какие дела?!
– Какие дела?.. – Переспросил я и ответил сам себе, стирая с лица улыбку, – ненавистные!..
– Тогда из-за них и не стоило задерживаться. – Серьезно проговорил шут.
– Постой, – спохватился я, – а что, собственно говоря, здесь делаешь ты?!
– Я же сказал – поджидаю вас, – удивленно пожал плечами Фрик, – как только Мара мне сообщила, что вы покинули столицу и отправились в Вольнов, я немедленно последовал за вами. Но на постоялом дворе в Ушицах, в селе у развилки, – шут ткнул пальцем в ту самую сторону, куда я направлялся, – вас не видели, а значит, вы до Ушиц не добрались. Вот я и вернулся немного назад, чтобы вас подождать здесь!
– Выходит, ты оставил Мару одну в Меране! – Недовольно покачал я головой, – это не есть хорошо!!
– Мара – девочка умная и вполне обойдется без старого рифмоплета. Да и деньги у нее есть, и работу она нашла, так что за нее можно не беспокоиться. – Шут внимательно посмотрел на меня и, чуть растягивая слова, добавил, – а вот вы, господин сияющий дан, нуждаетесь в поддержке. Тем более, что и направляетесь вы в такое нехорошее место!
– И эту необходимую поддержку мне собираешься оказать ты?!
Я был несказанно удивлен.
Фрик неторопливо поднялся с земли, отряхнул, видимо, приобретенные в столице, вполне приличные штаны и шагнул на коричневые камни тракта.
– Ну, поддержку – не поддержку, а путешествие я вам скрашу! Ибо, как сказал мудрец – Одиночество вдвое увеличивает путь, добрая беседа вдвое сокращает его!
– Хорошо, – согласился я, – но давай договоримся таким образом – беседовать мы с тобой будем только до Трольих гор, а вот в горы ты со мной не пойдешь!
– Почему?.. – Быстро спросил Фрик.
– Мне не хочется лишать Высокое данство его будущего классика! – Усмехнулся я.
Фрик склонил голову на бок и задумчиво проговорил:
– Мне кажется, что в Трольих горах для моей персоны самое безопасное место. Вряд ли мощный дан Когг или любой другой дан сунется туда. А если они и сунутся, то наверняка им будет не до поэзии и поэтов… другие заботы будут их одолевать!
Он искоса посмотрел на меня и вдруг пожал плечами:
– Хотя, может быть господин сияющий дан и прав… Но ведь я не на службе господина сияющего дана, и как только сочту нужным, немедленно покину его сияющую особу!
Тут Фрик шутовски поклонился, развернулся и двинулся вперед по коричневым плитам.
Пурпурная Дымка тронулась следом, и около километра мы проехали в тишине, нарушаемой лишь едва слышным мурлыканьем шута – он продолжал напевать свою песенку. А затем я не выдержал.
– Мне кажется, ты обещал сокращать мой путь беседой?.. Так что же ты молчишь?..
– Я не молчу, – не оборачиваясь прошепелявил Фрик, – я творю!
– Творишь? – Удивился я, – что, прямо, вот так, на ходу?
– А ты считаешь, что творить можно только сидя в удобном кресле, в теплой комнате, с бокалом вина под рукой и теплой женщиной на коленях?! – Весело пришепетывая переспросил Фрик, незаметно переходя на «ты».
– Ну, с бокалом вина под рукой и теплой женщиной на коленях вряд ли можно натворить что-либо путное, хотя именно теплую комнату и удобное кресло я и имел в виду.
– И ошибся! – Довольно воскликнул шут, – в теплой комнате и удобном кресле можно сотворить нечто очень красивое, приторно сладкое, назидательно-умное, вот с такой вот моралью, – он не замедляя шага наклонился и мазнул своей ладонью где-то на уровне собственных щиколоток, – и бесконечно лживое!!!
– Ну… э-э-э… почему же обязательно лживое? – Слегка растерялся я.
– Потому что истинное слово рождается в истинной жизни: в грязи трущоб и рвани нищих, на широких рынках и истоптанных в пыль дорогах, среди людей живущих, а не ищущих в жизни смысла, правды, красоты…
– Ну-ну, дорогой мой, – воскликнул я, перебивая шута, – ты договорился до полной бессмыслицы! Каждый человек, способный думать о чем-то кроме жратвы, выпивки и блуда, ищет смысл жизни, правду жизни, красоту жизни.
– Да?.. – Шут бросил быстрый взгляд через плечо в мою сторону, – а чего их искать?.. Смысл жизни у каждого свой, и если кто-то говорит, что не видит этого смысла или не знает его – он, скорее всего, лукавит. То же самое и с правдой жизни – у сияющего дана она своя, у нищего кхмета – своя и у поэта – своя. Каждый отлично знает свою правду и крепко за нее держится. А красота?.. Что ж ее искать – вот она!..
И Фрик широко раскинул руки, словно хотел обнять все окружающее!
Я оторвал взгляд от неказистой фигуры шута и посмотрел вокруг. Широкая коричневая полоса северного тракта рассекала надвое темно-зеленую равнину, справа отороченную почти черной зубчатой канвой далекого леса, а слева подпираемую невысокими пологими холмами. Впереди, далеко, на самом горизонте,
