вставали горы – темные снизу и с розово подсвеченными солнцем вершинами. Картина и впрямь открывалась великолепная, но не далее как в километре, прямо у обочины виднелась широкая приземистая крыша одиноко стоящего здания, и это здание несколько портило пейзаж.
Фрик, казалось, тоже почувствовал, что темная крыша, видневшаяся у обочины дороги, не вписывалось в окружающее благолепие, и потому пискляво проворчал, продолжая разговор:
– Но есть и такие, которые даже истинную красоту стараются испортить… а, может быть им на эту красоту просто наплевать!..
– А что это за сооружение?.. – Поинтересовался я.
Фрик бросил в мою сторону косой взгляд и ворчливо пояснил:
– Это харчевня старого Шиги… Говорят, что когда-то этот самый Шига был капитаном гвардии высшего дана, но мне кажется – это выдумка. Слишком уж мало он похож на воина. Хотя…
– Так может быть, нам в этой харчевне пообедать?.. – Предложил я, прислушиваясь к своему пробуждающемуся голоду.
– Кухня у Шиги неплохая, – раздумчиво проговорил шут, – вино, правда, дрянь, где он только такое достает! Но с вином можно и до Ушиц подождать, там я знаю пару мест!..
И он звонко причмокнул, словно попробовав некоего божественного напитка.
Я настороженно посмотрел в спину шуту – слишком уж ярко было мое воспоминание о Фрике, валявшемся на смятой постели в столичной гостинице и о пяти опорожненных им емкостях из-под вина!
Но шут бодро вышагивал своими коротенькими ножками, и никакие тягостные воспоминания его, судя по всему, не мучили!
Спустя полчаса мы уже подъезжали к дверям харчевни. Ее одноэтажное, приземистое здание сложенное кое-как из разнокалиберных бревен, имело по фасаду шесть крошечных окошек, по три с каждой стороны от двери, а вот боковые стены были глухими. Огороженного двора и дворовых построек харчевня не имела, видимо на ночевку здесь никто не оставался. Метрах в полутора от фасада тянулась коряво сбитая коновязь, к которой было привязано с пяток разномастных лошадей, все под седлами. Судя по сбруе, лошади принадлежали военным людям, а одна из них была просто великолепна – гнедой жеребец с передними белыми бабками, тщательно расчесанными хвостом и гривой, в отделанной серебром сбруе.
Поскольку лошади не были расседланы, я решил, что их хозяева не собираются здесь задерживаться. Соскочив на землю, я решил было тоже привязать Пурпурную дымку к коновязи, но она энергично замотала головой, давая мне понять, что этого делать не стоит. Так что я просто бросил повод на жердину и шагнул на крыльцо харчевни.
Пока я рассматривал чужих лошадей и занимался собственной, шут успел проскользнуть внутрь, и я ожидал увидеть его уже за столом в окружении кувшинов с «мерзким» вином, но когда я поднялся на крыльцо, дверь внезапно распахнулась и Фрик вывалился наружу, прямо, можно сказать, в мои «объятия». Причем, было ясно, что его из харчевни просто вышвырнули. Я успел подхватить его подмышки и помочь удержаться на ногах, но когда он поднял ко мне свою физиономию, на ней был написан такой ужас, что с моих губ непроизвольно слетел вопрос:
– Кто это тебя так напугал?!
Фрик дернул головой, вцепился в мою руку и торопливо зашептал:
– Нам не надо туда ходить!.. Там мощный дан Когг со своими головорезами!.. Он меня в темноте не узнал, а верзила, тот что стоит в дверях на страже, спасибо ему огромное, очень быстро вышвырнул меня прочь!! Так что, если мы немедленно уберемся отсюда, они не бросятся за нами в погоню!!!
И шут с неизвестно откуда взявшейся силой потащил меня с крыльца.
Однако я уперся.
– Сияющий дан Тон никогда, ни от кого не бегал и не побежит!!! И тебе стыдно бегать от какого-то там Когга, а тем более от его висельников – это же обычные бандиты, которые сами боятся любого, прямо глядящего им в глаза! А ты – поэт! Твоя поэзия должна вдохновлять людей! Кого же вдохновит твое позорное бегство?!
– Тех, кто предпочитает живого поэта, способного написать еще много нового, мертвому дураку, не способному написать уже ничего!.. – Пыхтя, сопя и заикаясь ответил Фрик.
Но я уже его не слушал. Ухватив его за опояску штанов, и приподняв над полом, я что было силы саданул стальным сапогом в дверное полотно, и оно с жалобным всхлипом распахнулось.
Первым в таверне появился, естественно, Фрик, и в то же мгновение раздался грубый, хриплый бас:
– Я же тебя только что выкинул, грязный попрошайка!! А ты, видимо, не только нищий, но и глупый?! Щас я тебе ума добавлю!!
Всклокоченный рыжий верзила в засаленной куртке на голое тело и спущенных под огромный живот штанах стоял слева от дверного проема, так что, чуть опустив левую руку, в которой у меня висел шут, я освободил необходимое оперативное пространство для своей правой. Мой облитый сталью кулак описал короткую дугу, а рыжая голова верзилы более длинную и в другую сторону. Через мгновение этот «дворецкий» спокойно и безмятежно улегся вдоль стеночки, и только огромное брюхо колыхалось, показывая сколь резким был для него переход из вертикального положения в горизонтальное.
Я вошел, наконец-то, в харчевню и поставил шута рядом с собой.
Большой, в пол дома зал, был практически пуст. Шесть фасадных окошек давали крайне мало света, а другого освещения в зале не наблюдалось. За дальним столом, в самом темном углу расселась компания из шести человек, одетых в темную жесткую кожу. Во главе стола действительно восседал огненно рыжий дан Когг все в том же ярко-красном кожаном костюме, который я видел на нем в нашу первую встречу. Его мясистое, толстогубое лицо, вымазанное жиром и какой-то приправой, расплывалось в довольной улыбке, а выпуклые стеклянно-голубые глаза обегали собутыльников. Компания шумно наслаждалась обильным обедом и не обратила ни малейшего внимания на наше с Фриком появление. Рядом с их столом, ссутулив плечи и согнувшись в пояснице, стоял высокий, худой мужчина в свободной, бесформенной рубахе и широких темных штанах. Судя по не совсем чистому переднику и длинной тряпке, переброшенной через согнутую руку, это был сам хозяин харчевни.
Все так же не замечаемые веселящейся компанией, мы с шутом прошли к пустому столу у противоположной стены и уселись на тяжелые дубовые табуреты. Однако, никто нас, похоже, не собирался обслуживать, а потому я грохнул кулаком по толстой столешнице и гаркнул во весь голос:
– Эй, хозяин, нас здесь покормят, или мне придется раскатать по бревнышку этот храм желудка!!!
Хозяин, видимо никак не ожидавший появления еще каких-либо посетителей, подпрыгнул на месте и быстро повернулся в нашу сторону. И сразу же раздался мощный голос дана Когга:
– Нам кто-то мешает?! Эй, Голое Пузо, ты что там, заснул у дверей?!! Почему мимо тебя шастают всякие проходимцы и…
Тут рыжий дан неожиданно замолчал, а затем удивленно поинтересовался:
– А где Голое Пузо?!
Один их его собутыльников поднялся из-за стола и потопал в сторону входной двери. Остановившись над лежащим «дворецким», он несколько секунд недоуменно его разглядывал, а затем, повернувшись в сторону своего хозяина, удивленно прохрипел:
– Господин мощный дан, а Голое Пузо… это… лежит!.. И морда у него… это… вся синяя!..
– Помер что ль?.. – Совершенно безразличным тоном поинтересовался Когг.
– Да нет, дышит…
– Тогда, почему лежит?..
– Видно, его положили…
– Кто?..
Клеврет дана Когга оторвал взгляд от распростертого на полу Голого Пуза и обвел глазами темный зал. Заметил он нас не сразу, а заметив, очень обрадовался:
– О! Вон они! Они, наверное, Голое Пузо и уложили!..
– Кто?!! – Рыкнул рыжий Когг, приподнимаясь из-за стола и оглядывая зал, – кто посмел обидеть моего верного слугу и нарушить мой покой?!!
А я, не обращая внимания на рассвирепевшего дана, снова грохнул кулаком по столу:
– Хозяин, долго ты будешь заставлять ждать сияющего дана Высокого данства?!!
