броском, Беппо всхлипнул, по-моему, усилием задержав дыхание, подтянулся, превратившись в колобок, как бы собирающийся откатиться, а затем резко хекнул и вместе с хеканьем выбросил вперед чуть разведенные руки. Коротко сильно свистнуло, и почти половина бегущих точно напоролась на невидимую ограду: они делали по инерции еще два-три шага и падали, но – не стремительно, чтобы укрыться, как раньше, а мешковато, будто с надломившимся позвоночником. Они так и остались лежать, хотя некоторые еще шевелились. Другая же половина наступающих залегла и – вдруг двумя волнами начала растекаться вправо и влево. Чувствовалось, что в лоб они больше на нас не полезут, только с флангов. Что-то звякнуло, и я увидел выпавшую на камни короткую металлическую стрелку.
– Отлично, – сказал Гийом. – Молодец, сержант!.. Ну! Теперь у нас есть немного времени…
Он, в свою очередь, резко выбросил вперед руки. Бледное студенистое пламя встало из травы поперек входа во внутренний дворик. Земля, по-моему, даже не горела, а плавилась. Пощелкивали и выпрыгивали из огня красные нити песчинок.
Заслоненный поползшим дымом, Гийом вскочил на ноги.
– Отходим!..
– Они, милорд, пройдут через квартиры первого этажа… – Беппо поднял стрелку с земли и точно втер ее в руку ниже запястья. Я так и не понял, как это у него получилось. – Слишком много окон, милорд, мы все не закроем…
Гийом только глянул на него по лошадиному искоса, а потом опять небрежно выбросил вперед обе ладони, – обращенные к нам окна ближнего здания заполыхали, и огонь, приклеиваясь к штукатурке, пятнами полез вверх, к крыше.
Бухнули стекла, разлетаясь на тысячи мелких осколков. Вывернулась из скобы и загрохотала по камню секция водосточной трубы.
Беппо несколько озадаченно поднял брови:
– Милорд?..
– Я знаю, что делаю! – грубовато отрезал Гийом. – Нам нужно еще минут десять, чтобы уйти… – Он повернулся к Алисе, выступившей из-за угла здания. – Сколько человек ты можешь взять реально?
– Шестерых… – слегка задыхаясь от бега, сказала Алиса.
– Я – тоже не больше – подытожил Гийом, придавливая ее взглядом. Кажется, он не позволял сказать ей что-то, на что она внутренне была готова. – Всего двенадцать, не так уж плохо в нынешней ситуации. – И вдруг загремел. – Где они? Почему люди до сих пор не выведены?!. Я не узнаю тебя, сестра!.. Если будем мешкать, все здесь погибнем!..
– Еще двое, – напомнила Алиса ровным, каким-то умершим голосом.
– Да, – подтвердил Гийом. – Двое должны будут остаться. Нам все равно потребуется прикрытие… – Пыльная кожа на лице его как бы треснула, и в беспощадной улыбке обнажился ряд крупных белых зубов. До меня не сразу дошло, почему он так ослепительно улыбается. – Да, сестра, у нас нет другого выхода…
Я почувствовал на себе быстрый взгляд Беппо.
Все решалось именно здесь, в эти доли секунды – под серым небом, затягивающим город сыроватым туманом, на крохотном островке, среди клочьев бурого дыма, в сердцевине промозглой осени, когда-то породившей надежды. Теперь эти надежды развеивались, как дым над плацем. Боги пришли на Землю, – боги, завершив земные дела, покидают ее. Что им Земля? Краткая остановка на пути из одной вечной войны в другую. Что им наши надежды, наши радости, наши крохотные человеческие переживания? Они стряхивают их, как пыль с башмаков вечно странствующих. Перевернута еще одна страница великой битвы за Сверкающую росу Алломара. Убраны декорации, дождь и ветер овладели брошенными подмостками. Провинциальный театр опустел. Следующая сцена трагедии будет сыграна в другом месте. Честь и прекрасный звонкий клинок меча!.. Сердце у меня захлебывалось, не успевая гнать душную кровь. Я не видел звезд, скрытых дождевым пологом, но я чувствовал их игольчатый равнодушный холод.
Звезды – не для людей. Звезды – для богов осени.
Перекатывающийся дым пощипывал веки. Я моргнул. Алиса вдруг сделала порывистый шаг вперед и прижалась ко мне, не обнимая.
– Забудь, что я тебе наговорила – тогда. Я всегда буду помнить тебя и то, что у нас было. Где бы я ни была и что бы со мной потом ни случилось. Свидетель – Хорогр, я всегда буду тебя помнить! И ты тоже знай – что я тебя помню!..
Она подняла ко мне приоткрытые губы. Мазнуло копотью, прилипла к щеке чешуйка сажи.
Мне захотелось снять ее поцелуем.
– Милорд!.. – громко и нетерпеливо напомнил Гийом. – У нас нет времени! Кого из моих солдат вам оставить?..
Зрачки Беппо странно переместились.
– Его!..
Гийом нахмурился.
– Я бы предпочел, милорд, чтобы вы избрали себе другого напарника. Беппо – опытный сержант, мне будет его недоставать…
Алиса оторвалась от меня.
– Пусть берет Беппо!
– Сестра!..
– Я сказала: останется Беппо!.. Беппо, слышишь меня? Ты останешься здесь и будешь сражаться. Ты не можешь умереть позже своего лорда!..
– Да, миледи!..
– Иначе род твой будет проклят на Алломаре!..
Она подняла ладонь, подтверждая клятву.
Покрывало рыхлого дыма, загораживающее нас, разъехалось.
Я увидел согнутые фигуры, перебегающие по краям плаца.
– Они снова идут!..
– Уходим!.. – как зверь, проревел Гийом.
Вместе с Алисой они побежали к латунным переплетениям. Клетка была, как птенец, собравший отчаяние, чтобы наконец выпрыгнуть из гнезда.
Никогда и ни за что он не выпрыгнет.
В решетчатых крыльях висели на перекладинах люди.
– Пригнитесь, милорд!.. – предостерегающе крикнул Беппо.
Я видел, как Алиса споткнулась, зацепившись за что-то, и как Гийом, будто ждал, тут же подхватил ее под руку.
В последний раз мелькнул голубоватый комбинезон. Они вскарабкались в плечевые изломы трубчатой шаткой конструкции. Будто авиаторы, на заре века поднимавшие в воздух полотняные этажерки.
Птенец тут же оделся дрожанием как бы раскаленного воздуха.
Голубое пятно.
Алиса.
Прощайте, осенние боги!
Я думал, что она обернется, но она все-таки не обернулась…
Я еще помню, как заколебался птенец, будто он и в самом деле собирался взмыть в небо, как сначала тускло, а потом все сильней и сильней заполыхали молочным свечением гнутые латунные трубки, как всплеснулась с булыжника пыль, захваченная невидимым глазу потоком воздуха.
Я это все очень хорошо помню.
И я хорошо помню, как услышал предостерегающий оклик Беппо: Берегитесь, милорд!.. – и как, даже не успев толком сообразить ничего, выставил перед собой дымное лезвие, и как прямо из серого воздуха начали вырастать передо мной продолговатые металлические шмели, целый рой, и как я, быстро и плавно покачивая Эрринором, отводил их в стороны.
Это было почему-то нетрудно. Шмели, остроголовые, плотненькие, чуть шипящие жаркой злобой, хоть и образовывались неожиданно, точно из воздуха, но. выскакивая на меня, замедлялись, будто попадая в расплавленное стекло, и, введя острие в их рой, можно было, как волнорезом, рассечь его на два
