Насколько оно выгодное по сравнению с положением других претендентов? И долго ли еще все это будет продолжаться? С каждым прошедшим днем все больше опасность того, что Гальбаториксу станет известно о нашей хитрой уловке, и тогда он незамедлительно нанесет удар по лагерю варденов, а меня там не будет, чтобы отбить нападение Муртага и Торна.
Орик вытер рот концом скатерти.
— Положение у меня сейчас вполне приличное. Ни один из гримстборитхов не имеет достаточной поддержки, чтобы прямо сейчас оказаться избранным, но наибольшее число сторонников у меня и у Надо. Любому из нас достаточно перетащить на свою сторону еще парочку кланов, и весы сразу же склонятся в его пользу. Хавард, например, уже сильно колеблется. Его, я думаю, не потребуется долго убеждать, прежде чем он перебежит в наш лагерь. Нынче вечером мы с ним преломим хлеб и тогда поглядим, много ли надо, чтобы переубедить его окончательно. — Орик сунул в рот жареный грибок, прожевал его, проглотил и прибавил: — Ну а Совет Вождей завершится, я думаю, не раньше чем через неделю, а может, и через две.
Эрагон тихонько выругался. От внутреннего напряжения желудок его болезненно сжимался, грозя извергнуть обратно всю только что съеденную пищу.
Протянув руку через стол, Орик стиснул его запястье:
— Ни ты, ни я не в состоянии что-либо сделать, чтобы ускорить принятие решений, так что не стоит так расстраиваться. Беспокоиться стоит о том, что ты в силах изменить, а остальное пусть себе идет как идет, — само в итоге рассосется. По-моему, я прав. А ты так не думаешь? — Он выпустил руку Эрагона, и тот, положив руки на стол, сказал со вздохом:
— Да, я понимаю… Ты, наверное, прав. Но дело в том, что времени у нас слишком мало. А если мы к тому же потерпим неудачу…
— Значит, так тому и быть, — заявил Орик и улыбнулся, хотя глаза у него были грустные. — Все равно ведь от судьбы не уйдешь.
— А ты не можешь силой завладеть троном? Я знаю, тебя в Тронжхайме не очень большой отряд сопровождает, но с моей помощью… Скажи, разве кто-то сможет тогда тебе противостоять?
Орик молчал; его рука с ножом так и зависла над тарелкой. Потом, решительно помотав головой, он снова принялся жевать и как бы между прочим обронил:
— Это привело бы к катастрофе.
— Но почему?
— Неужели я должен это объяснять? Да весь наш народ против нас восстанет! И вместо королевской власти я в лучшем случае получу лишь пустой титул. Даже если я и смогу сесть на трон, то не поставлю и сломанной сабли за то, что мне удастся пережить хотя бы ближайший год.
— Вот даже как…
Но Орик не произнес больше ни слова, пока не доел все, что было у него на тарелке. Потом как следует запил это пивом, рыгнул и пояснил:
— Видишь ли, мы стоим как бы на краю обрыва, на продуваемой всеми ветрами тропе, и с обеих сторон у нас пропасти в милю глубиной. Слишком многие гномы не только боятся, но и ненавидят Всадников — а все из-за Гальбаторикса и Проклятых; теперь, впрочем, к ним еще и Муртаг присоединился. Наш народ претерпел из-за них немало горя и жестоких страданий. И потом, многие просто опасаются выходить в тот мир, что лежит за пределами наших гор и подземных туннелей, в которых мы столько веков прячемся. — Орик повозил пивной кружкой по столу. — А Надо и Аз Свельдн рак Ангуин только усугубляют создавшееся положение, играя на страхах гномов и отравляя их ненавистью. Они настраивают наш народ против тебя и Сапфиры, против варденов, против короля Оррина… Клан Аз Свельдн рак Ангуин прямо-таки олицетворяет то, с чем мне предстоит бороться, если я все-таки стану королем. Надо каким-то образом суметь успокоить гномов, внушить им уверенность, что, даже если я стану королем, я всегда буду учитывать мнения и интересы всех без исключения, только в этом случае мне удастся сохранить поддержку всех кланов. Все наши правители всегда в значительной степени зависели от расположения и поддержки кланов вне зависимости от того, сколь бы сильным тот или иной правитель ни был, сколь бы мощный клан он ни представлял. Точно так же и любой гримстборитх зависит от расположения и поддержки всех семейств своего родного клана. — Откинув назад голову, Орик влил в рот остатки пива из кружки и с резким стуком поставил ее на стол.
— Может быть, я что-то могу сделать? Нет ли у вас какой-нибудь традиции или обряда, с помощью которого можно было бы как-то умилостивить Вермунда и его сторонников? — спросил Эрагон. Вермунд был нынешним гримстборитхом клана Аз Свельдн рак Ангуин. — Должно же быть что-то, способное заглушить их подозрения и положить конец этой бесконечной вражде.
Орик рассмеялся и, вставая из-за стола, мрачно пошутил:
— Ну, разве что твоя смерть!
Ранним утром следующего дня Эрагон сидел, опершись спиной о резную стену круглого зала, расположенного глубоко под центральной частью Тронжхайма, где собралось множество избранных гномов: заслуженные воины, бывшие советники Хротгара, его личные слуги, а также вожди кланов и члены их семейств. Все это была достаточно привилегированная публика, чтобы иметь право присутствовать на собрании вождей. Сами вожди сидели в тяжелых резных креслах, расставленных вокруг круглого каменного стола, на котором, как и на большей части крупных предметов мебели в нижних уровнях города-горы, были вырезаны гербы кланов Корган и Ингеитум.
В данный момент перед собравшимися выступал Галдхим, вождь клана Дургримст Фельдуност. Он даже среди гномов выделялся небольшим ростом — едва ли выше двух футов — и невероятно яркими одеждами в золотых, красно-коричневых и темно-синих тонах. В отличие от гномов клана Ингеитум он не подстригал бороду и не заплетал ее в косички, и она падала ему на грудь, точно спутанные колючие плети ежевики. Взобравшись на сиденье своего кресла, Галдхим бил затянутым в перчатку кулаком по полированной столешнице и орал:
— …Эта! Нархо удим этал ос ису вонд! Нархо удим этал вое формвн мендуност бракн, аз Варден, хрествог дур гримстнжадн! Аз Юргенврен катхрид не домар оэн этал…
— … Нет, — шепотом на ухо переводил Эрагону его переводчик, гном по имени Хундфаст, — я такого никогда не допущу! Я не позволю этим безбородым дуракам варденам разрушить нашу страну! После Войны Драконов мы оказались невероятно ослаблены, и до сих пор не…
Эрагон подавил зевок и в очередной раз быстро оглядел собравшихся за круглым столом от Галдхима до Надо, круглолицего гнома с льняными волосами, который одобрительно кивал, соглашаясь с громогласными призывами Галдхима. Потом Эрагон внимательно посмотрел на Хаварда, который от нечего делать вычищал кинжалом грязь из-под ногтей на двух оставшихся целыми пальцах правой руки. Рядом с Хавардом сидел Вермунд, лицо которого, как всегда, было прикрыто пурпурным шарфом, над которым торчали только его густые, кустистые брови. Ганнел и Ундин склонились друг к другу, прислонившись плечами, и оживленно перешептывались, а Хадфала — пожилая женщина-гном, которая была вождем клана Дургримст Эбардак и третьим членом коалиции Ганнела, — хмуро изучала стопку покрытых рунами листов пергамента, которую приносила с собой на каждое собрание. Потом Эрагон перевел взгляд на Манндратха, вождя Дургримст Ледвонну, который сидел в профиль к нему, демонстрируя во всей красе свой длинный крючковатый нос. А вот Тхордрис, возглавлявшая клан Дургримст Награ, была Эрагону почти не видна; он время от времени видел лишь копну ее курчавых рыжих волос, заплетенных в невероятно длинную косу, которая змеей свернулась на полу возле ее ног. Далее виднелся затылок Орика, склонившего голову набок и как бы оплывшего в своем кресле. Фреовин, гримстборитх клана Дургримст Гедтхралл, гном прямо-таки выдающейся толщины, не сводил глаз с деревянной колоды, из которой он между делом вырезал фигурку сложившего крылья ворона. Далее сидел Хрейдамар, вождь Дургримст Уржад, который, в отличие от Фреовина, был сух, подтянут и, как всегда, облачен в кольчугу и шлем, а рядом с ним устроилась Иорунн, которую и в самом деле трудно было не назвать красавицей. У нее была смуглая кожа цвета темного ореха, на которой особенно отчетливо был заметен тонкий белый шрам в виде полумесяца, оставшийся у нее на щеке в результате какого-то сражения. Ее густые блестящие волосы были спрятаны под серебряный шлем в виде головы оскалившегося волка, а одета она была в пунцовое платье, и на шее у нее сверкало ожерелье из огромных изумрудов, вставленных в квадратную золотую оправу, по краю которой
