гномов, то, боюсь, и нам нечего рассчитывать на этот народ как на своих союзников в грядущих сражениях. И при таком малоприятном исходе дела единственное, что сможет меня утешить, — это незамедлительное возвращение Эрагона в наши ряды.
Когда Сапфира собралась покидать красный шатер Насуады, Блёдхгарм снова, применив магию, создал двойника Эрагона, который и уселся на спину драконихи. Лишь после этого Сапфира вытащила голову и плечи из-под приподнятой задней стены шатра и прыжками двинулась в обратный путь через лагерь; эльфы, как и всегда, строем следовали за ней.
Как только она добралась до палатки Эрагона, его двойник, спрыгнув у нее со спины, нырнул туда, а сама дракониха улеглась на земле, приготовившись провести остаток дня в монотонном ожидании. Но прежде чем погрузиться в привычную и совершенно излишнюю дремоту, она установила мысленную связь с Рораном, который тут же снял защитные барьеры и спросил: «Сапфира, это ты?»
«А разве с тобой кто-то еще ведет мысленные беседы?» «Конечно, нет! Просто это немного неожиданно… Видишь ли, я сейчас немного занят…»
Прислушавшись к бурлившим в душе у Рорана чувствам, а также к чувствам Катрины, Сапфира, приятно удивленная всем этим, миролюбиво заметила:
«Я просто хотела поздравить тебя с возвращением. Хорошо, что ты не ранен».
Мысли Рорана, сумбурные, нечеткие, то горячие, то холодные, долетали до нее как бы с перерывами, и ей показалось, что он даже с трудом сумел поблагодарить ее: «Это очень любезно с твоей стороны, Сапфира». «Ладно, — смилостивилась она. — Если сможешь, приходи ко мне завтра, тогда и поговорим как следует. У меня уже терпения не хватает сидеть здесь без дела день за днем. Может быть, ты сумеешь немного развлечь меня, рассказать, например, каким был Эрагон до того, как я вылупилась из яйца».
«Хорошо. Я с удовольствием приду».
Удовлетворенная исполненным долгом вежливости — как его, разумеется, воспринимают эти смешные двуногие с круглыми ушами — и весьма довольная тем, что завтрашний день, возможно, не будет таким же скучным, как нынешний, — хотя вряд ли кто-то посмел бы отказался от приглашения дракона составить ему компанию! — Сапфира устроилась поудобнее, мечтая о том, что хорошо было бы сейчас оказаться в мягком гнезде того дома в Эллесмере, где жили они с Эрагоном. Этот чудесный дом был устроен на дереве, которое раскачивалось под ветром, точно колыбель; воспоминания об этом были столь приятны, что Сапфира, глубоко вздохнув — при этом из ее ноздрей вырвался густой клуб дыма, — погрузилась в сладостную дремоту, и снилось ей, что она летает в небесах на такой высоте, какой никогда еще не достигала…
33. Поцелуй меня покрепче
Проснувшись, Роран высвободился из объятий Катрины и сел на краю постели. Он зевнул, протер глаза и посмотрел на бледную полоску света, отбрасываемого костром, горевшим недалеко от входа в их палатку. Голова у него гудела от усталости; казалось, в ней не осталось ни одной стоящей мысли. Рорану стало холодно, однако он продолжал совершенно неподвижно сидеть в прежней позе.
— Роран? — сонным голосом окликнула его Катрина и, приподнявшись на локте, коснулась его рукой, погладила по плечу, скользнула ладонью по спине, но он ни на что не реагировал. — Ляг, поспи. Тебе надо отдохнуть. Ведь скоро снова в поход.
Он, не оборачиваясь, покачал головой.
— Что случилось? — встревожилась Катрина. Она тоже села рядом с ним на постели, накинув на плечи одеяло, и прижалась своей горячей щекой к его плечу. — Тебя беспокоит, кто будет твоим новым командиром? Или куда Насуада пошлет вас на этот раз?
— Нет.
Она с минуту молчала, потом заметила:
— Каждый раз, когда ты от меня уезжаешь, у меня такое ощущение, словно обратно ко мне ты возвращается не весь, а только частично. И вообще, ты стал каким-то мрачным, задумчивым, молчаливым… Если хочешь, можешь рассказать мне все о том, что тебя беспокоит, ты ведь сам знаешь, мне все можно рассказать, я не испугаюсь. Я ведь дочь мясника, и потом я не раз видела, как мужчины гибнут в бою.
— Хочу ли я рассказать тебе об этом! — горестно воскликнул Роран. — Да я об этом даже думать не хочу! — Он задохнулся, сжимая кулаки. — Настоящий воин не должен испытывать подобных чувств.
— Настоящий воин, — сказала Катрина, — идет в бой не потому, что хочет, а потому что должен. А тот, кто жаждет войны, кто наслаждается смертью своих противников, это не воин, а чудовище какое-то! И не имеет значения, какую славу он успел стяжать на поле брани. Никакая слава не искупит подобной злобности, того, что этот человек похож скорее на бешеного волка, готового с одинаковой легкостью порвать и врагов и друзей. — Она ласково отвела ему волосы со лба, потом нежно погладила его по затылку; по шее. — Ты как-то сказал, что «Песнь о Гёранде» нравилась тебе больше всех прочих сказаний, которые исполнял Бром, что именно поэтому ты предпочитаешь идти в бой, вооружившись молотом, а не мечом. А помнишь, ведь Геранд тоже ненавидел убивать? Помнишь, как сильно ему не хотелось снова браться за оружие?
— Да, помню.
— А все-таки он считался величайшим воином своего ремени! — Катрина, нежно взяв Рорана за подбородок, повернула его лицом к себе, так что ему пришлось посмотреть ей прямо в глаза. — А ты, Роран, величайший воин из всех, кого я знаю! И среди варденов, и где угодно еще!
Во рту у него сразу пересохло, и он растерянно просил:
— А как же Эрагон или…
— Они не обладают и половиной твоей доблести, милый. Эрагон, Муртаг, Гальбаторикс, эльфы… все они идут в бой, бормоча свои заклятья. Их мощь, конечно, превосходит нашу. Но ты-то ведь просто человек, — и она поцеловала его в нос, — и ты встречаешь врага лицом к лицу, обладая всего лишь двумя руками и двумя ногами. Ты не владеешь магией, но именно ты одолел Двойников. Ты, конечно, ловок и силен, но лишь в пределах человеческих возможностей, и все-таки ты, не колеблясь, напал на раззаков, проникнув в их логово, и освободил меня из темницы.
Роран, с трудом проглотив комок в горле, возразил:
— Но Эрагон защитил меня волшебными чарами.
— Ну и что? Теперь-то они уже не действуют! И кстати, в Карвахолле тебя никакие чары не защищали, но ты и тогда раззаков не испугался!
Роран промолчал, и она продолжала:
— Ты всего лишь человек, не более того, но ты совершил такие подвиги, на которые ни Эрагон, ни Муртаг, по-моему, неспособны. И для меня ты — самый великий воин в Алагейзии! Никто в Карвахолле не решился бы на то, на что решился ты, чтобы вытащить меня из Хелгринда.
— Твой отец решился бы, — заметил Роран.
И почувствовал, как она вздрогнула и прошептала:
— Да, он, наверное, смог бы… Но ему никогда не удалось бы убедить остальных оставить свои дома и последовать за ним, как это сделал ты. — Она еще крепче прижалась к мужу. — Знай: что бы с тобой ни случилось, где бы ты ни оказался, я всегда буду с тобой, всегда буду принадлежать только тебе.
— А больше мне ничего и не нужно, — сказал Роран, заключая ее в объятия. Потом прибавил со вздохом: — И все-таки мне бы очень хотелось, чтобы эта проклятая война наконец кончилась. Я хочу снова
