осталась лишь половина. Если Эрагон погиб, потому что ее не было рядом с ним, потому что она не смогла защитить его, то и ей уже незачем жить, разве что для того, чтобы отомстить за него. Сапфира твердо знала: если это действительно произошло, она порвет его убийц на мелкие кусочки, а потом полетит в черный город этого предателя Гальбаторикса, похитителя драконьих яиц, столько десятилетий державшего ее в плену, и непременно постарается его уничтожить, даже если это будет означать неминуемую смерть для нее самой.
Сапфира снова что-то гневно прорычала и щелкнула челюстями, пытаясь прихватить какого-то воробьишку, который легкомысленно пролетел совсем рядом с ее пастью. Однако она промахнулась, и воробей, целый и невредимый, стремительно бросился удирать от нее. Эта неудача лишь усугубила ее дурное настроение. Она секунду раздумывала, не пуститься ли в погоню за этой жалкой пташкой, но потом решила, что не стоит возиться. Подумаешь, какой-то комочек костей и перьев! Даже в качестве закуски не годится.
Развернувшись боком к ветру и загнув хвост в противоположную сторону, чтобы ускорить разворот, Сапфира описала полукруг, осматривая находившуюся далеко внизу землю и видя, как крохотные фигурки людей и животных разбегаются во все стороны, спеша укрыться от зорких глаз воздушной охотницы. Даже с высоты в несколько тысяч футов она могла бы пересчитать все перья на спине ястреба-перепелятника, кружившего низко над полями, засеянными пшеницей, что лежат к западу от реки Джиет. А вот промелькнула чья-то пушистая коричневая шкурка — это кролик спешит укрыться в норе. А вот и небольшое стадо оленей устроилось под пышными смородиновыми кустами, что так здорово разрослись на берегу небольшого притока реки Джиет. Сапфира не только видела все, что творилось под нею, но и отлично слышала встревоженное попискивание и испуганные вопли различных животных, предупреждавших об опасности своих собратьев. Жалкие существа! Она усмехнулась про себя: ее пища опасается ее, и это совершенно нормально. Но если когда-нибудь наступит такое время, когда опасаться кого-то из них придется уже ей, тогда она сразу поймет, что настала пора умирать.
В лиге вверх по течению Джиет собралась толпа варденов; они стояли на берегу реки, словно стадо красных оленей, внезапно остановившихся на краю обрыва. Вардены прибыли к переправе вчера, и с того времени примерно треть людей и ургалов вместе с лошадьми, которых ей, Сапфире, почему-то нельзя есть, переправились через реку вброд. Армия варденов продвигалась вперед очень медленно, и Сапфира иногда даже удивлялась, как это люди вообще успевают что-то сделать, если они все время только путешествуют, причем передвигаясь с места на место с черепашьей скоростью. И ведь они так недолго живут! «Им было бы куда удобней, умей они летать», — подумала она и удивилась, как это люди до сих пор не додумались до такой простой вещи. Летать так легко и просто! Странно, что так много других существ всю свою жизнь проводят на земле. Даже Эрагон всегда предпочитал землю, то слишком мягкую, то слишком твердую на вкус самой Сапфиры, хотя он то, конечно, в любой момент мог к ней присоединиться и взмыть в небеса, стоит ему лишь произнести несколько слов на древнем языке. И все же она не всегда понимала действия этих земных существ, топчущих землю двумя ногами, какие бы у них ни были уши — круглые, как у людей, или заостренные, как у эльфов, или вообще рога. А уж этих коротышек гномов она и вовсе могла бы раздавить одной лапой…
Внимание Сапфиры вдруг привлекло какое-то движение на северо-востоке, и она резко повернулась в ту сторону, пытаясь понять, что там происходит, и увидела вереницу лошадей — она насчитала сорок пять измученных животных. — которые шагом тащились к лагерю варденов. Лошади по большей части были без седоков, и поэтому до нее не сразу дошло — пока через полчаса она не разглядела наконец лица людей в седлах, — что это, скорее всего, отряд Рорана, возвращающийся из рейда по тылам неприятеля. Сапфира удивилась, недоумевая, отчего в отряде осталось так мало людей, и даже немного забеспокоилась. Она никак не была связана с Рораном, однако Эрагон любил его, и это было для нее достаточно веской причиной, чтобы беспокоиться и о его благополучии.
Направив мысли в сторону лагеря, где, как всегда, беспорядочно сновали эти людишки, Сапфира начала поиск и вскоре услышала знакомую музыку души Арьи. Эльфийка сразу узнала ее и открыла ей свои мысли. Сапфира сообщила:
«Роран будет здесь ближе к вечеру. Но, судя по всему, их отряд здорово потрепали. Интересно, с кем это им пришлось сразиться?»
«Спасибо, Сапфира, — услышала она ответ Арьи. — Я все незамедлительно сообщу Насуаде».
Едва Сапфира успела прервать мысленную связь с Арьей, как тут же почувствовала, что кто-то упорно пытается связаться с нею самой, — это оказался тот эльф, покрытый черно-синей шерстью и больше похожий на волка, Блёдхгарм.
«Я уже довольно давно вылупилась из яйца! — язвительным тоном сообщила она ему. — Нечего ежеминутно справляться о моем здоровье!»
«Приношу глубочайшие извинения, Бьяртскулар, но ты слишком долго отсутствуешь, и если за тобой кто-то следит, ему может прийти в голову мысль, что вы с…»
«Да, понимаю, — ответила она и, сложив крылья, так стремительно понеслась к земле, что почти достигла ощущения невесомости, и лишь над самым берегом реки вновь раскрыла крылья и, совершая широкие круги, медленно пошла на посадку. — Я скоро буду в лагере», — сообщила она Блёдхгарму.
Когда примерно в тысяче футов над водой она вновь расправила крылья, то ощутила заметное напряжение в широких перепонках, резко наполнившихся ветром, и замедлила полет. Потом опять сложила крылья и приблизилась почти к самой поверхности воды, бурой и почти непригодной для питья. Изредка взмахивая крыльями, чтобы сохранить высоту, она полетела вверх по течению реки, будучи готовой к любым переменам давления и порывам ветра, которые нередко случаются в холодном потоке воздуха над рекой и могут неожиданно отбросить ее куда-нибудь в сторону, скажем, на дерево с острыми ветвями и вершиной или, что еще хуже, на твердую, пересохшую землю, способную переломать ей при падении все кости.
Сапфира специально чуть набрала высоту, пролетая над скопившимися у реки варденами, чтобы не испугать ни людей, ни их глупых лошадей. Затем, спланировав на раскинутых крыльях, она опустилась на поляну между палатками — эту поляну Насуада приказала оставить специально для нее — и, топая мощными лапами, потащилась через весь лагерь к пустой палатке Эрагона, где ее уже ждали эльф Блёдхгарм и его одиннадцать соплеменников. Она приветствовала их, устало прикрыв глаза и высунув из пасти язык, затем свернулась клубком возле палатки и погрузилась в дремоту в ожидании сумерек, как поступила бы, если бы Эрагон и впрямь был на месте и им предстояло вместе вылететь ночью на очередное задание. Было довольно глупо и очень утомляло ее — вот так лежать здесь каждый день, притворяясь, что все в порядке, но это было необходимо: все должны были считать, что Эрагон по-прежнему в лагере. Поэтому Сапфира не жаловалась, хотя после двенадцати часов лежания на твердой земле, пачкавшей ее замечательную чешую, ей страшно хотелось, например, сразиться с тысячей солдат, или скосить и уничтожить целый лес, работая зубами, когтями и огнем, или взлететь и носиться в поднебесье, пока не кончатся все силы или пока она не увидит край света, за которым нет уже ничего.
Ворча про себя, дракониха размяла землю когтями, чтобы это неудобное ложе стало хоть чуточку помягче, потом опустила голову на передние лапы и закрыла внутренние веки, так что могла отдыхать и в то же время видеть любого, кто проходил мимо. Над головой прожужжала стрекоза, и она уже не в первый раз задумалась о том, что именно могло побудить какого-то безмозглого коротышку дать этому насекомому такое название (прим. Имеется в виду английское слово dragonfly — стрекоза), ведь у него нет ровным счетом ничего общего с благородной расой драконов!
…Большое круглое солнце спустилось уже к самому горизонту, когда Сапфира услышала крики и приветственные возгласы, которые означали, что Роран и его воины добрались наконец до лагеря. Она встала, а Блёдхгарм, как и прежде, произнес нараспев то заклинание, которое создавало иллюзорное присутствие Эрагона. Этот созданный магией двойник вышел из палатки, взобрался на спину Сапфиры, уселся поудобнее и огляделся вокруг — в точности как сделал бы это и сам Эрагон. Внешне он выглядел безупречно, но был абсолютно лишен мыслей и человеческого сознания, и если бы кто-то из агентов Гальбаторикса попробовал проникнуть в его душу, то сразу же обнаружил бы обман. Поэтому успех этой подставы базировался на том, чтобы Сапфира как можно скорее уносила двойника подальше от лагеря; положительную роль играла также и соответствующая репутация Эрагона, которая отбивала охоту у любого тайного наблюдателя предпринимать какие бы то ни было попытки проникнуть в его сознание; все
