Брисингр

— А им все paвно. Единственное, чего они хотят, — это разрушить здесь все, что успеют, прежде чем сами погибнут. Они безумны, Губитель Шейдов! Прошу тебя, останови их! Ты должен остановить их ради спасения моего народа!

Не успела Лорана произнести последнее слово, как на балкон села Сапфира, развалив хвостом балюстраду. Одним ударом лапы она отбросила в сторону обломки, словно лучину для растопки, и, просунув голову в зал, негромко зарычала.

Но чародеи продолжали бормотать свои заклинания, словно не замечая дракона.

— О боги! — воскликнула Лорана, хватаясь за подлокотники кресла.

А Эрагон, подняв Брисингр, решительно двинулся к магам. Сапфира тоже сделала к ним несколько шагов с противоположной стороны зала.

И тут вдруг все закружилось, поплыло перед Эрагоном, и он снова почувствовал, что смотрит на мир глазами Глаэдра.

Красное. Черное. Вспышки желтого… Мучительная, вибрирующая боль… Крушащая кости, пронизывающая брюхо и левое плечо… Такой боли он не ощущал уже больше ста лет. Потом наступило облегчение: это его друг, спутник всей его жизни Оромис, залечил нанесенные ему раны.

Глаэдр восстановил равновесие и оглянулся, высматривая Торна. Маленький, точно коршун, красный дракон оказался куда более сильным и быстрым, чем мог предположить Глаэдр. Это явно было делом рук Гальбаторикса.

Торн налетел на Глаэдра слева, с той стороны, где у него отсутствовала передняя лапа, где он был слабее. Они закружились и стали падать на твердую и плоскую землю, с такой легкостью ломающую драконам крылья. Глаэдр брыкался задними лапами, рвал когтями, пытаясь одолеть молодого дракона, заставить его подчиниться.

«Нет, тебе со мной не справиться, малыш, — уверял он самого себя, — Я успел стать старым еще до того, как ты вылупился из яйца».

Белые когти-кинжалы ободрали Глаэдру бок и брюхо. Он слегка расслабил мышцы хвоста и с силой ударил им страшно оскалившегося и рычащего Торна по лапе, проткнув ему бедро острым хвостовым шипом. Схватка уже вымотала обоих, уничтожив все их невидимые защитные барьеры, и теперь они оба были уязвимы для любого удара.

Когда неясное вращающееся пятно внизу — эта твердая земля — оказалось всего в нескольких тысячах футов под ними, Глаэдр сделал глубокий вдох и, откинув голову назад, напрягая шею и втянув брюхо, выпустил из глубин своего нутра мощный поток жидкого огня. Жидкость мгновенно вспыхнула, у него в глотке соединившись с воздухом, и он, как можно шире распахнув пасть, облил огнем красного дракона, и бешеное пламя заключило его в свой сверкающий кокон. Стремительный поток вечно голодных, жадных язычков пламени опалил изнутри щеки и самому Глаэдру.

Он перекрыл доступ огненному потоку, когда этот красный дракон с острыми как бритва когтями, корчась и пронзительно вопя, отскочил от него и бросился в сторону. И Глаэдр услышал слова сидевшего у него на спине Оромиса: «Они начинают терять силы, это заметно по их движениям. Еще несколько минут, и Муртагу станет трудно сосредоточиться, и тогда я проникну в его мысли и обрету власть над ними. Или же мы сразим их мечом и клыками».

Глаэдр мог лишь прорычать в знак согласия, страшно сожалея о том, что они с Оромисом не могут теперь уже общаться мысленно, как всегда прежде. Поднявшись еще выше на, теплом ветре, приносившем запахи возделанной земли, Глаэдр повернулся к Торну, истекавшему алой кровью, грозно рыкнул и приготовился к новой схватке.

Эрагон растерянно смотрел в потолок, совершенно перестав понимать, где находится. Оказалось, что он лежит на спине в башне донжона, а рядом с ним на коленях стоит Арья с озабоченным лицом и держит его за руку. Она помогла ему встать и поддержала, когда он покачнулся и чуть не потерял равновесие. В другом конце зала Эрагон увидел Сапфиру, которая как-то странно раскачивала головой, и ему стало ясно, что и она тоже не в себе.

Трое чародеев по-прежнему стояли в центре зала, раскинув руки в стороны, покачиваясь и бормоча что-то на древнем языке. Слова их заклинаний с необычной силой звенели у Эрагона в ушах и словно повисали в воздухе, оставаясь там еще долго после того, как уже давно должны были бы затихнуть. Мужчина, сидевший в центре треутольника, образованного телами магов, скорчился, обхватив руками колени, и, дрожа всем телом, мотал головой из стороны в сторону, точно безумный.

— Что случилось? — донесся до Эрагона взволнованный шепот Арьи. Она еще ближе притянула Эрагона к себе и прошептала ему на ухо: — Откуда тебе известно, о чем сейчас думает Глаэдр, ведь он так далеко отсюда и мысли его сейчас закрыты даже для Оромиса? Прости, если я без спросу осмелилась установить с тобой мысленную связь, но меня очень испугало твое состояние… Как вам с Сапфирой удалось установить с Глаэдром столь необычную связь?

— Потом все расскажу, — ответил он, расправляя плечи.

— Оромис дал тебе какой-то амулет или какой-то иной волшебный предмет, который позволяет тебе общаться с Глаэдром?

— Слишком долго объяснять, Арья. Обещаю: я потом обязательно все тебе расскажу.

Арья поколебалась, потом кивнула:

— Хорошо. Но помни: ты обещал!

И они втроем — Эрагон, Арья и Сапфира — вновь двинулись на чародеев. Каждый нанес удар одному из них, и в зале раздался громкий звон, очень похожий на колокольный, когда Брисингр отлетел в сторону, так и не коснувшись тела намеченной жертвы и чуть не вывихнув Эрагону плечо. Точно так же случилось и с мечом Арьи. И правая передняя лапа Сапфиры, наткнувшись на защитный барьер, со скрежетом провела когтями по каменному полу.

— Все силы надо направить вот на этого! — крикнул Эрагон, указывая на самого высокого мага, бледного мужчину с густой, спутанной бородой. — Скорей, пока они не успели призвать на помощь каких- нибудь духов!

Они с Арьей тщетно пытались найти лазейку в защитных чарах колдунов или ослабить эти чары с помощью собственных заклятий, однако использование магии против другого мага — дело всегда сомнительное и опасное, особенно если заранее не обрести власти над мыслями противника. Ни Эрагон, ни Арья не желали рисковать. Ведь подобная борьба могла оказаться для обоих смертельно опасной, ибо они совершенно не представляли, с какой магией имеют дело.

По очереди Эрагон, Сапфира и Арья, наверное, с минуту наносили по бородатому магу самые различные удары — рубящие, колющие, режущие, — но ни один из них не достигал цели. И вдруг, чувствуя совсем незначительное сопротивление и усилив атаку с помощью Брисингра, Эрагон понял, что нащупал брешь в защите мага. Стремительно взмахнув мечом, он снес чародею голову и в тот же миг ощутил внезапный и резкий отток энергии — это его собственные защитные чары спасли его от воздействия некоего неизвестного заклятья. Атака неведомой магии вскоре угасла, и после нее остались сильное головокружение и слабость. Желудок тоже бунтовал. Эрагон поморщился и потянулся к поясу Белота Мудрого, подкрепляя себя заключенной в нем магической энергией.

Единственной реакцией магов на смерть одного из них было то, что они стали еще быстрее выпевать свои заклинания. Губы их покрыла желтая пена, но они продолжали бормотать, брызгая во все стороны слюной и бешено вращая глазами, так и не сделав ни единой попытки ни защититься, ни убежать, ни пойти в контратаку.

Теперь Эрагон, Сапфира и Арья взялись за второго мага, толстяка с перстнями на больших пальцах обеих рук, и повторили всю последовательность действий, по очереди нанося ему удары и, в конце концов, все же ослабив его защиту. Этого уложила Сапфира, схватив когтистой лапой и швырнув через весь зал так, что несчастный ударился о боковину лестницы и расколол себе череп. На сей раз никакого ответного магического удара не последовало.

Но едва Эрагон попытался приблизиться к единственной среди магов женщине, как в комнату через разбитые ставни влетел рой многоцветных светляков и окутал сидящего на полу мага, образуя вокруг него некую непроницаемую стену и ярко вспыхивая, точно от жгучей ярости. Чародей вскинул руки, словно