этих двоих заслуживает большего внимания.
Эрагон улыбнулся, хотя и несколько растерянно. Но прежде чем он смог придумать, что бы ему сказать, Анжела подняла свой бокал и пронзительно крикнула:
— Ну что же ты? Нечего стоять там с разинутым ртом! Входи и садись. Я проголодалась!
Все засмеялись, а Насуада подтолкнула Эрагона к двум пустым сиденьям рядом с Рораном. Эрагон помог ей сесть и, когда она устроилась, спросил:
— Это что же, ты все устроила?
— Роран предложил пригласить тех, кого ты, возможно, захочешь видеть, но исходная идея действительно была моя. И я кое-что сама добавила к этому столу, как ты можешь видеть.
— Спасибо тебе, — смущенно поблагодарил ее Эрагон. — Спасибо тебе большое!
Он заметил Эльву, которая, скрестив ноги, сидела в дальнем левом углу палатки, держа на коленях тарелку с едой. Остальные дети ее явно избегали — собственно, Эрагон просто представить себе не мог, что у них с Эльвой может быть общего, — да и никто из взрослых, за исключением Анжелы, не чувствовал себя достаточно уютно в присутствии этой девочки-ведьмы. Она, эта маленькая узкоплечая девочка, долго и неотрывно смотрела на него из-под черных прядей волос своими ужасными фиолетовыми глазищами, а потом прошептала беззвучно что-то вроде: «Приветствую тебя, Губитель Шейдов». «Приветствую тебя, Ясновидящая», — одними губами ответил он ей. Бледные губы ее детского ротика раздвинулись в некоем подобии улыбки, которая могла бы быть очаровательной, если бы не два огромных глаза, что странным огнем освещали ее личико.
Эрагон вцепился в подлокотники своего кресла, когда стол вдруг закачался, тарелки на нем зазвенели, а стенки палатки захлопали, как от порыва ветра. Затем задняя стенка раздулась, раздвинулась, и Сапфира всунула внутрь свою огромную голову.
«Мясо! — заявила она. — Я чую запах мяса!» В течение нескольких последовавших часов Эрагон наслаждался только обильным угощением, выпивкой и приятной компанией. Это было все равно что вернуться домой. Вино лилось рекой, и после того, как все пару раз осушили свои бокалы, жители Карвахолла, забыв о различиях между ними, обращались с Эрагоном уже по-свойски, что для него оказалось самым дорогим подарком. Не менее щедры они были и по отношению к Насуаде, хотя и воздерживались шутить на ее счет так, как порой подшучивали над Эрагоном. Бледный дым от горящих свечей наполнял палатку. Рядом с собой Эрагон слышал оглушительный хохот Рорана, а напротив еще более оглушительный смех Хорста. Бор моча какие-то заклинания, Анжела заставила плясать крошечного человечка, которого сотворила из хлебной крошки на радость всем присутствующим. Детишки постепенно преодолели свой страх перед Сапфирой и даже осмелились подойти к ней и погладить по носу. А вскоре они уже карабкались ей на шею, висели на шипах и стучали по пятнышкам у нее над глазами. Эрагон только посмеивался, глядя на это. Джоад развлек всех, исполнив старинную песнь, которую выудил в какой-то древней книге. Тара ловко сплясала джигу. Насуада все время смеялась, откидывая голову назад, и зубы ее поблескивали. Эрагон по общей просьбе рассказал кое-что о своих приключениях, включая подробное описание своего бегства из Карвахолла вместе с Бромом, что вызвало у его слушателей особый интерес.
— Подумать только, — воскликнула, кутаясь в шаль, Гертруда, круглолицая знахарка из Карвахолла, — у нас в долине был свой дракон, а мы даже и не знали об этом! — И она извлекла откуда-то из рукава пару вязальных спиц и указала ими на Эрагона. — Подумать только, — снова воскликнула она, — ведь я лечила тебя и видела, что ляжки твои ободраны чуть ли не до кости после полета на Сапфире, но даже ничего не заподозрила! — Качая головой и прищелкивая языком, она вытащила клубок коричневой шерсти и принялась вязать со скоростью, которой можно достигнуть лишь после десятилетий практики.
Илейн первой покинула веселое застолье, пожаловавшись на усталость, связанную с последними неделями беременности; один из ее сыновей, Балдор, пошел ее провожать. Еще через полчаса Насуада тоже собралась уходить, объяснив это тем, что дела не позволяют ей задерживаться столько, сколько ей бы самой хотелось, но она желает всем здоровья и счастья и надеется, что все по-прежнему будут поддерживать ее в борьбе с Империей.
Выйдя из-за стола и уже стоя у входа, Насуада незаметно кивнула Эрагону, и он подошел к ней. Стараясь говорить так, чтобы ее не услышали сидевшие за столом, она сказала:
— Эрагон, я понимаю, тебе нужно время, чтобы прийти в себя после этого путешествия, и у тебя, безусловно, есть и свои собственные дела, а потому завтра и послезавтра ты можешь делать все, что сочтешь нужным. Но утром на третий день явись, пожалуйста, в мой красный шатер. Нам с тобой нужно обсудить твое будущее. У меня есть для тебя одно чрезвычайно важное поручение.
— Да, госпожа моя, — поклонился ей Эрагон. Затем сказал: — Ты ведь всегда держишь Эльву под рукой, куда бы ни направилась, верно?
— Да, она моя хранительница от любых бед, которые могут ускользнуть даже от верных Ночных Ястребов. А кроме того, ее способность угадывать то, что доставляет страдания людям, оказалась невероятно полезной. Ведь гораздо проще добиться сотрудничества с кем-то, если тебе известны все его потайные болевые точки.
— А ты готова отказаться от этого? Она пронзительно на него глянула:
— Ты собираешься снять с Эльвы свое проклятие?
— Да, я хочу попытаться это сделать. Помнишь, я обещай ей, что непременно попробую освободить ее?
— Да, я помню; я при этом присутствовала. — Внимание Насуады на секунду отвлек грохот упавшего стула, затем она сказала: — Если ты выполнишь свое обещание, это может обернуться гибелью для всех нас. Эльва незаменима! Ни у кого больше нет такого умения. И помощь, которую она мне оказывает, как я не раз могла убедиться, стоит больше, чем целая гора золота. Я даже думаю порой, что из всех нас лишь она одна, возможно, способна победить Гальбаторикса. Она способна предвидеть любую его атаку, а твое заклятье подсказывает ей, как отвечать на эти атаки, и пока это не требует от нее принесения в жертву собственной жизни, она будет побеждать… Ради блага всех варденов, Эрагон, ради блага всех в Алагейзии откажись от своего намерения исцелить Эльву!
— Нет, — сказал он так сердито, словно выплюнул это слово, укусившее его за язык. — Я ни за что этого не сдела о. Это было бы нечестно, неправильно. Если мы силой заставим Эльву оставаться такой, какая она сейчас, она в итоге пойдет против нас же, а я бы очень не хотел иметь ее в качестве своего врага. — Он помолчал и, увидев, каким стало лицо Насуады, прибавил: — Кроме того, вполне возможно, мне еще ничего и не удастся. Остановить действие чар, когда заклинание было сформулировано столь невнятно… Это по меньшей мере сложно, Насуада. А как ты посмотришь, если я предложу тебе вот что…
— Что именно?
— Будь честна с Эльвой. Объясни ей, как много она значит для варденов, и спроси, не согласится ли она сама и впредь нести это свое бремя ради всех нас. Она, возможно, откажется; она имеет на это полное право, но если она откажется, то характер у нее совсем не тот, на какой мы могли и хотели бы в данном случае положиться. А если она твое предложение примет, то сделает это по своей собственной доброй воле.
Чуть нахмурившись, Насуада кивнула:
— Я завтра же поговорю с ней. Тебе бы тоже стоило при этом присутствовать, чтобы помочь мне убедить ее и снять свое проклятие, если убедить нам ее не удастся. Приходи ко мне в шатер через три часа после восхода солнца. — И с этими словами Насуада выскользнула наружу в освещенную факельным светом ночную тьму.
Значительно позже, когда свечи стали уже догорать и деревенские жители начали постепенно расходиться по домам, Роран крепко взял Эрагона за локоть и отвел в дальнюю часть палатки, поближе к Сапфире, чтобы никто не мог их услышать.
— То, что ты раньше рассказывал о Хелгринде, это и есть вся правда? — спросил он.
Эрагону казалось, что в руку ему вцепилась пара железных клещей, а не пальцы брата. Глаза Рорана смотрели твердо, но где-то в глубине их читалась боль и неожиданная уязвимость.
Эрагон выдержал его взгляд.
— Если ты доверяешь мне, Роран, то никогда больше не задавай подобных вопросов. Это тебе знать совершенно необязательно.
