узнать о подробностях происшествия из «Московского комсомольца», но Петр Иванович почему-то не уходил. Во-первых, самое банальное любопытство требовало немедленного объяснения, не дожидаясь завтрашнего номера «МК». Во-вторых, ему не давала покоя шальная мысль о возможной связи этого убийства с находившимся не так далеко магазинчиком чокнутого деда-оружейника. Очень уж огромная лужа крови – сразу припомнилась белая полоска, прочерченная «Дюрандалем» по ногтю.
«Наверное, если рубануть со всей дури, как раз такая лужа и получится, – подумал беспокойно Петр Иванович. – Чем же еще? Как там дед говорил? «Настоящий» меч? Пользоваться надо уметь? Ну-ну…»
Голова трупа казалось целой – удар нанесли, скорее всего, по корпусу. Наверное, именно эту ужасную рану и прикрывал милосердный мешок.
«А может, и пополам разрубили, – фантазировал Петр Иванович, – где-нибудь в районе живота. Небось там, в мешке, все кишки наружу». Версия относительно меча как орудия убийства не выходила из головы и почему-то представлялась единственно возможной. Вспоминая свой разговор со старичком из оружейного магазина, Петр Иванович все больше и больше убеждался в обоснованности своих подозрений. Мысль, что, быть может, он пять минут назад разговаривал с убийцей, пугала и одновременно возбуждала страстное, безотчетное любопытство. Ему захотелось немедленно поделиться своей гипотезой со следователем – пускай насчет одного только меча; выдавать симпатичного дедушку показалось неудобным. А вдруг он за дело рубанул этого волосатика? Мало ли что в жизни бывает? Пускай менты сами ищут… Впрочем, как уже упоминалось, рядом не было ни следователя, ни оцепления, ни вообще хоть кого-нибудь. Наконец-то этот удивительный факт начал доходить и до сознания Петра Ивановича. Ему тут же пришло в голову, что, находясь тет-а-тет со столь свежим покойником, он вполне может оказаться впутанным в неприятную историю. Распаленное сегодняшними приключениями воображение тут же нарисовало безрадостную картинку: обвинение в убийстве, СИЗО, козлы сокамерники, сука следователь, сволочь судья, тупица адвокат, подлец обвинитель, и как результат – зона, лесоповал и преждевременная кончина от туберкулеза…
Однако довести свою гипотетическую судьбу до посмертной реабилитации Петру Ивановичу не удалось – помешал неожиданно заданный в самое ухо вопрос:
– Интересуетесь?
Петр Иванович испуганно вздрогнул всем телом, несмотря даже на то, что сказано было самым что ни на есть тихим, вкрадчиво-шелестящим голосом. Медленно повернувшись, Петр Иванович увидел перед собой молодого человека в безукоризненном костюме похоронного цвета и скучном галстуке на фоне белоснежной рубашки.
«Не похож на следака из МУРа, – пронеслось в голове у Петра Ивановича, – скорее, из Конторы. А что, дело-то, похоже, серьезное. Главное – не нервничать, а то так в протокол впишут, что потом вовек не отмажешься».
– Да, случай, кажется, любопытный, – ответил он в тон собеседнику.
Молодой человек вполне благожелательно улыбнулся – и у Петра Ивановича отлегло от сердца. Судя по всему, его никто ни в чем не подозревал.
– Интересно, чем его так?
Молодой человек снова улыбнулся:
– А как вы сами думаете?
Петр Иванович хотел уже поделиться своей гипотезой насчет меча, но вовремя спохватился – побоялся показаться простачком, насмотревшимся «Горцев» по телевизору. Поэтому он ответил уклончиво, вопросом на вопрос:
– Для огнестрела крови многовато, не находите?
– Да? Пожалуй, вы правы. Возможно, это мой просчет… Хотя, с другой стороны… По-моему, у меня все-таки неплохо получилось, а?
Такого поворота Петр Иванович никак не ожидал. Ну да, этот парень был похож на оперативника из Конторы; но на киллера он тоже вполне тянул, по всем повадкам. И потом, если он оперативник, то где же все остальные? Они поодиночке не работают, чай, не Шерлоки Холмсы.
– Ч… чего? – спросил Петр Иванович, холодея от ужаса. – Чей просчет?
– Ну, как чей – мой… Крови надо было поменьше, наверное. Погнался за внешним эффектом, а это не всегда хорошо…
Молодой человек говорил спокойно, уверенно и будто бы дружелюбно, но Петр Иванович уловил в его немигающих бесцветных глазах этакую холодную сумасшедшинку. И еще – внимание, самого неприятного свойства, будто собеседник приценивался к нему, будто он каждую секунду решал, что же делать дальше. И в эту следующую секунду он явно мог выкинуть любую штуку – например, пальнуть собеседнику в голову из пистолета. Кстати, пистолет, в котором не стоило труда опознать армейский «ПМ», он держал в левой руке. Петр Иванович только-только приметил, что его визави вооружен, до того все внимание было приковано к лицу незнакомца.
Поначалу подумалось нечто совсем ненужное:
«Левша он, что ли?»
Потом появилась вторая мысль, уже более относящаяся к делу:
«Почему «ПМ»? Несолидный какой-то киллер… Хотя – какая разница…»
И наконец, третья, уже более адекватная:
«Ну все, сейчас пальнет в лоб и уложит рядышком. Что делать-то?»
Ввиду нервозности обстановки Петр Иванович не был способен ответить на этот вопрос с должной обстоятельностью и потому продолжал стоять, глупо улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. Чтобы не молчать, не бесить психа зазря, он все же выдавил из себя, запинаясь, бессмысленную фразу:
– Да уж… Это не… Не всегда хорошо… Когда много крови…
Молодой человек внимательно посмотрел на Петра Ивановича, нахмурился, будто задумавшись о чем-то важном, и потом продолжил:
– Хотя, с другой стороны, тут важен демонстративный эффект, понимаете? В конце концов, я профессионал. Мне, конечно, заказали просто труп, без всяких затей. Но что такое просто труп? Так, ничего особенного. Кого этим сейчас напугаешь? В обычном трупе нет мессиджа, нет провокации. Знаете, что такое мессидж?
Петр Иванович отрицательно мотнул головой, не сводя взгляда с левой руки, сжимающей пистолет. Молодой человек ободряюще улыбнулся и переложил «макарова» в правую руку.
– Ну конечно, зачем это вам? Это наш профессиональный жаргон, так сказать. Мессидж – по- английски «послание». Оно направлено кому-то конкретно, но действовать должно на всех. Потому что адресат мессиджа – такой же человек, как и все. Нет, он, конечно, топырит пальцы и считает себя крутым, но поверьте – в детстве он боялся тех же сказок, что и вы. Или я. Поэтому мы мыслим одинаково. У нас единые понятия о том, что страшно, а что нет. Понимаете?
Петр Иванович кивнул, мучительно соображая, зачем это молодой человек переложил пистолет в правую руку и не пора ли попробовать врезать ему в челюсть с целью завладеть оружием. К сожалению, дистанция не позволяла сделать это с достаточной надеждой на успех. Между тем киллер продолжал разглагольствовать самым беззаботным тоном:
– Так вот… Мертвый человек, похожий на живого человека, – это не страшно. А вот если он лежит в луже крови, в бескрайней луже крови, в беспредельной луже крови, тогда совсем другое дело. Тогда обыкновенный, ничем не примечательный труп сразу становится мессиджем! Сигналом! И тот, кому предназначен этот сигнал, уловит его сразу, без дополнительных объяснении, не читая никаких сопроводительных записочек.
Молодой человек прошел к ленточке, приподнял ее, прошел внутрь закутка с трупом и непринужденно ступил в лужу крови своими щегольскими ботинками.
– Вот вам кажется, что тут много крови? А по мне – тут мало крови! Разве это лужа? Вот какая должна быть лужа! – И он широко развел руками. – Нужно, чтобы вся эта площадка была залита! Чтобы кровь стекала крупными каплями вон по той ступеньке! Представляете, какой будет эффект?
Произнеся эту жутковатую тираду, он деловито прищурился, нагнулся и положил пистолет к изголовью трупа. Петр Иванович взирал на его действия с изумлением. Киллер сам себя обезоружил – если, конечно, это не хитрый финт и у него в каком-нибудь кармашке не припасен сюрпризный второй экземпляр.
