генералу Заточному.
– Приезжайте, – коротко ответил генерал. – Адрес помните, или вас у метро встретить?
– Помню, сама дойду.
Она положила трубку, погасила свет, заперла дверь и медленно пошла по длинному коридору здания на Петровке, 38, плохо понимая, зачем только что звонила генералу и чего ждет от встречи с ним.
Генерал открыл ей дверь в спортивном костюме. Он был сухощавым и подтянутым и всегда выглядел намного моложе, чем был на самом деле. Возраст выдавали только поредевшие волосы и морщины, зато желтые тигриные глаза умели превращаться в расплавленное золото, когда Ивану Алексеевичу хотелось быть обаятельным и расположить собеседника к себе. Генерал помог Насте раздеться и указал жестом на кухню.
– Прошу извинить, заранее не готовился к вашему визиту, поэтому ужин совсем скромный.
– Ничего, я не голодна. Мне бы только сесть где-нибудь в уголке, – пробормотала Настя.
Заточный уселся напротив гостьи за стол и внимательно посмотрел на нее.
– Вы плохо выглядите, – заметил он. – Не болеете?
– Нет.
– Вам надо снова начать гулять со мной по выходным. Вы совсем разленились, Анастасия, это не дело.
– Иван Алексеевич, ну почему все так заботятся о моем физическом здоровье! Мама мне каждый день на мозги капает, чтобы я правильно питалась, вы требуете, чтобы я гуляла и дышала воздухом.
Она не сумела сдержаться, и слова прозвучали раздраженно и нервно, но генерал, судя по всему, не обиделся.
– А что вы видите в этом неправильного? – насмешливо спросил он.
– Да нет, все правильно, только почему-то никто не проявляет заботы о том, чтобы у человека на душе было спокойно, все больше о желудке беспокоятся. Не обращайте внимания, Иван Алексеевич, это я просто так ворчу, от плохого настроения. А где Максим?
– Уехал с друзьями в дом отдыха, на лыжах кататься.
– А учеба? – удивилась она.
– Какая учеба, Настенька? Он уже студент, у них каникулы до десятого февраля.
– Ох, простите, – она виновато улыбнулась, – я забыла, все никак не привыкну к тому, что он уже не школьник.
Заточный поставил на стол хлеб, бутылку с кетчупом, тарелку с квашеной капустой.
– Сейчас картофель сварится, потерпите еще чуть-чуть. Кстати, почему вы не идете домой? Где ваш муж?
– В Америке. В прекрасной далекой Америке, вожделенной для девяноста процентов наших соотечественников.
– Что за сарказм? – удивился генерал. – Вы что-то имеете против Америки?
– Ничего. Ровным счетом ничего. Но и «за» тоже ничего нет. Поэтому я просто не понимаю, что там хорошего и почему все так туда стремятся. Меня, например, туда калачом не заманишь. Тоска зеленая. И все чужие вокруг.
– Анастасия, я вас не узнаю сегодня. Вы сами на себя не похожи. Что с вами? Я, в общем-то, догадываюсь, что вы пришли ко мне не потому, что голодны, а дома у вас нет еды. Вас что-то гнетет, вы хотите что-то обсудить со мной, так что же вас удерживает? Говорите. Вы ведь для этого пришли, а не для того, чтобы съесть в моем скучном обществе отварную картошку с квашеной капустой, правда?
– Правда. Я действительно хочу поговорить с вами, но у меня язык не поворачивается.
– А вы не бойтесь. Тем более и картошка уже сварилась, сейчас начнем есть, и дело легче пойдет.
Он ловко слил воду в раковину, подсушил картофель и выложил его на большое плоское блюдо.
– Накладывайте себе сами, капустку берите, это мы с Максимом заквашивали, она в этот раз замечательно получилась. Может, вы выпить хотите?
– Нет, спасибо.
Настя положила себе на тарелку две дымящиеся картофелины и начала машинально разминать их вилкой, уставившись на едва заметное пятнышко на зеленовато-голубой клеенке, которой был покрыт кухонный стол. Есть ей не хотелось, но приличия требовали, чтобы она хотя бы сделала вид, что ужинает вместе с хозяином.
– Иван Алексеевич, помнится мне, вы как-то говорили, что если я надумаю сменить место работы, то могу рассчитывать на вашу службу, – наконец начала она, собравшись с духом.
– Говорил. Могу и сейчас повторить. А что, у нас с вами есть повод вернуться к этому разговору?
– Есть. Возьмите меня к себе. Пожалуйста, – добавила она вдруг жалобно и тихо заплакала.
Заточный молча встал и вышел из кухни. Настя поняла, что он не терпит женских слез, и постаралась успокоиться, кляня себя в душе за слабость и несдержанность. Но попытки перестать плакать привели лишь к тому, что слезы потекли еще сильнее, а горло свело судорогой. Она подошла к раковине, включила холодную воду и выпила залпом целый стакан, потом плеснула из пригоршни себе в лицо. Постепенно горло разжалось, слезы перестали катиться по лицу. Она вытерлась кухонным полотенцем, снова села за стол и закурила. И почти сразу же появился Заточный. Вероятно, уловив запах дыма, он понял, что гостья уже не рыдает.