Труп вынул из брюк какую-то засаленную, мрачную записную книжку. Долго листал ее, выругался, не по-матерному, а так. Наконец сказал:
– Вот. Слушайте…
Егор быстренько переписал.
– Ну что же, тогда в дорогу, – ответил Егор, – спасибо за встречу. Вы уж такой необычный Труп… Всех одариваете то своим изумлением, то живым своим трупом, то фантастической речью своей. Ишь… О лабиринте заговорили. Дайте, я вас поцелую.
И Егор подошел к Семену. Холодно, подчиняясь какой-то ледяной нежности, поцеловал его в щечку. Семен невозмутимо стоял посреди комнатки и был он почему-то в пальто, точно собирался в далекое- далекое путешествие.
Егор выпорхнул из квартиры, как некая райская птичка. Адресок был в кармане, день стоял туманный, до ночи было еще далеко.
Он вышел на улицу, и что-то нежное, какие-то бульвары, зелень охватили его.
Запахи Москвы…
«Жить! Сейчас или потом?! Жить! – бессвязно подумал Егор. – Скорей, скорей!»
И он пошел, побежал, вскочил в автобус. Остановки, потом опять трясучка, и лица людей, некоторые – загадочные… Девушки, или просто какой-нибудь странный субъект…
Наконец Егор добрался до квартиры Романа.
Робко постучал и первое, что увидел – лицо Шептуна. Оно было не только измято, но губы его медленно шептали, может быть, на этот раз он шептал себе некое внутреннее откровение…
– Где Роман-то? – вежливо спросил Егор. – Вы-то меня узнаете?
Губы Шептуна продолжали шептать, но глаза его гостеприимно улыбались.
– Входите, входите, молодой человек. Внутрь войдите, здесь мы вас встретим хорошо.
И Егор вошел. Квартирка, при всей своей малости, была необыкновенно странной. В чем же была странность этой квартиры? Она была уютная и вместе с тем безобразная. Именно в этом безобразии и заключалось странное уютство, верней, непонятное безобразие было такое гостеприимное, такое безграничное, как пещера. Пещера в аду, которая говорила, что безобразие – есть уют, особый уют.
Роман лежал на кровати. Лицо его было светлое-пресветлое. Он улыбался так, как, наверное, улыбался бы и при смерти. Ничего его не брало. Он мечтал умереть с улыбкой. Шептун, однако, вернулся к столу. Быстро посмотрел на Егора, и вдруг шепот его прекратился. Он, вроде, стал полунормальным таким человечком. Сел на стульчик прямо около кровати Нарцисса в гробу.
Но вместо того чтобы шептать ему на ухо, как шептал когда-то в подвале, посмотрел опять на Егора, загадочно улыбнувшись, и сказал:
– Я знаю, зачем вы пришли, дорогой.
Егор не смутился. Он уже привык к таким неожиданностям.
– Если знаете – тогда и говорите, зачем я пришел.
Шептун посмотрел на Романа и спросил его:
– Сказать?
Лицо Романа светлело все больше и больше, как будто это странное просветление могло идти внутрь, все дальше и дальше внутрь…
– Да мне все равно, – ответил он, – говорите ему, что хочет. Мне все равно…
Егор смотрел на них с удивлением, скорее с любопытством.
«Вот уж парочка», – подумал он.
– Вы пришли ко мне, – тихо сказал Шептун, – потому что хотите знать, где Никита именно сейчас проживает, чтобы выведать, дорогой мой, его тайну…
Егор замер.
– И что дальше? – внезапно спросил он.
– А дальше… Я могу дать вам адресок один. – Шептун вдруг опять перешел на шепот: – И найдете там Никиту-то своего.
Он подошел к комоду и достал оттуда записочку. Вернулся потом к Егору.
– Адресок мной уже заранее приготовлен. Вот так.
Сунул Егору в ручку записочку, а потом возьми да и чмокни его прямо в щечку, и отошел в сторонку, и снова шептать стал.
Егор не особенно смутился, записочку положил в карман, опять оглянулся и спросил:
– Откуда же вы все это знаете? И адресок, и вообще…
Шептун тут же ответил:
– А потому что шепот везде здесь. От шепота и знаю. Это, если хотите, Егор, целое царство шепота, с того света тоже шепчут. Только прислушиваться надо. Очень точно слышать надо. И вот со всех концов шепот-то ко мне и стекается, даже умерших, – перешел он внезапно на визг, но тоже шепотливый такой. – Вот отсюда я и знаю все. Из шепота! И адресок этот приготовил заранее.
