формулировок отражает неточность, недостаток нашего знания. И единая теория поля, которую я завершаю, должна послужить прожектором, освещающим путь познания сущего – от микромира до галактик.
– Но сам-то путь бесконечен?
– И что же?
– Значит, цель недостижима, – сделал Нильс вывод, безупречный с точки зрения формальной логики.
– Стремление к цели столь же ценно, как сама цель, – вспомнил Альвар одно из любимых изречений Марка Нуша.
Вероятно, если бы Нильс мог, он пожал бы плечами.
– Физики продолжают открывать все новые микрочастицы, – сказала машина.
Альвар невесело усмехнулся:
– Знаю.
– Не сметет ли лавина новых частиц твою теорию единого поля?
– Нет.
– Почему ты так думаешь?
– Всем новым, еще не открытым частицам должно быть место в моей теории,
– пояснил Альвар. – Точно так же, как в таблице, которую создал Дмитрий Менделеев, были свободные клеточки для еще не открытых химических элементов. Эти вещества еще искали в колбах и ретортах, а Менделеев уже знал, какими свойствами будут обладать вновь открытые элементы.
– Значит, твоя теория должна иметь силу предвидения для микрочастиц, которые еще не открыты?
– Да.
Нильс долго молчал, что-то обдумывая. Через продолжительное время, когда Альвар уже засыпал, машина произнесла:
– Химические элементы – одно, элементарные частицы – другое. Ты не сумеешь решить свою задачу.
– Ты ограничен, Нильс.
– Вспомни историю познания микромира, – возразила спокойно, как всегда, машина.
Голос Нильса журчал, добросовестно излагая информацию, записанную в блоках памяти. К трем часам утра он добрался до неясной – до сих пор! – природы ядерных сил, тесно связанных с характером светового излучения, не преминув при этом привести афоризм из студенческого фольклора, почерпнутый в какой-то из предыдущих бесед с Альваром: свет – самое темное место в физике.
– Да что там свет! – продолжал Нильс развивать свою мысль. – Даже в классической физике, которая считается давным-давно завершенной, есть неясные места. Зачем далеко ходить? В обычной ньютоновской механике до сих пор нет удовлетворительного определения понятия силы… Сила – самое слабое место в механике, – заключил Нильс.
Альвар вяло возражал Нильсу.
Под утро машина изрекла:
– Теперь ясно, что ты взялся за непосильное дело.
– Замолчи! – взорвался Жильцони, но Нильс продолжал:
– Задача твоя не имеет решения. Дело не в несовершенстве человеческого ума.
– А в чем же?
– В природе вещей. Нельзя измерить, бесконечность в милях и дюймах.
Альвар вскочил и выключил машину. Но мог ли он выключить охватившие его сомнения?..
Можно ли разобраться в хаосе микромира, где так называемый здравый смысл, выработанный человеком в течение тысячелетней эволюции, становится нелепым и смешным? И как может этот диковинный мир непрерывных взрывов и катастроф служить основой нашего, по виду такого благополучного мира? Каждое мгновение в каждой бесконечно малой ячейке пространства рождаются и бесследно гибнут в неуловимо быстрых вспышках мириады частиц. Как же может в результате получаться картина логически связного мира, в котором мы обитаем?
Может быть, эта задача и впрямь неразрешима? Может быть, Нильс прав?
Альвар сжал голову руками. Еще немного, и он сойдет с ума. Человека! Он должен увидеть себе подобного, и немедленно.
Блуждающий взгляд его остановился на ноже для открывания консервов. Когда надоедала пища из выращивателя, он переходил на консервы, хотя и не любил их.
Альвар тупо вертел в руках никелированную штучку. Потрогал пальцем лезвие. Затупилось. Не годится – промучишься, пока лишишь себя жизни. Надо наточить. Он уже позабыл о том, что несколько минут назад хотел увидеть себе подобного.
Жильцони поднялся и, шаркая, вышел из купола.
Низкие облака неслись по небу, оставляя на скалах дымящиеся клочья. Порывистый ветер раскачивал деревья.
Он подошел к ближайшему дереву и консервным ножом сделал на нем очередную зарубку, с трудом
