России зависит судьба славянства: разделенное, а тем более противопоставленное, оно легко может стать добычей всяких стервятников и погибнуть).
Что касается самой Русской доктрины, то, во-первых, она во многом относится и к белорусскому народу и к большинству украинского.[59] Во-вторых, она ни в коем случае не является националистической в том смысле, в каком, собственно говоря, это слово обычно употребляется. Действительно, само понятие «Русская Душа» носит в этой доктрине не только этнический, но и вселенский и глубоко метафизический смысл. Ею в принципе могут обладать люди любого происхождения и государства (таких случаев в будущем, возможно, будет все больше и больше… может быть, это даже захватит значительные слои, именно в силу метафизического и космологического характера Русской Души), хотя, понятно, центр воплощения Русской Души — сама Россия.
Наконец, изложенная в этой книге Русская доктрина носит духовно-метафизический характер, и необычайное духовное сокровище, наличие которого выявляется у России и русской нации, не означает, что русский народ должен требовать для себя каких-то особых экономических, социальных и политических привилегий по сравнению с другими народами. А, как известно, суть национализма (кстати, чисто западного явления), особенно убедительно проявившего себя как в отвратительном гитлеровском нацизме, так и в планетарном, охватившем всю землю западном колониализме и экономическом западном вампиризме, заключается как раз в беспощадной социальной, экономической эксплуатации и унижении народов по национальному и расовому признаку или просто по возможности эксплуатировать слабые страны.
Все это глубоко чуждо русскому народу и выраженной здесь Русской доктрине. Национальное духовное богатство, каким бы огромным и необычайным оно ни было, не имеет ничего общего с претензиями на господство над другими народами.[60]
Заключая эту тему и возвращаясь к национально-государственному патриотизму (общероссийскому и русскому одновременно), необходимо подчеркнуть, что такая идеология вполне совмещается (что необходимо) с интенсивным сотрудничеством и контактами со всем внешним миром и ни в коем случае не означает ненужной изоляции. При условии самосохранения, сохраняя себя, можно взаимодействовать с кем угодно. Наконец, эта идеология сохранения не означает, конечно, какой-либо тенденции к экспансии. У России, повторяем, есть все, она, разумеется, готова жить в мире с другими странами, но вправе требовать и от других такого же к себе отношения.
Теперь перейдем к следующему положению. Национально-государственный патриотизм должен быть совершенно ясно конкретизирован уже в социально-экономическом отношении. Мы уже отмечали, что «голый капитализм» неприемлем для России — и не только в силу ее исторической ментальности и эгоистичности, хищности капитализма. «Свободное движение капитала», отсутствие протекции и контроля со стороны государства, зависимость «чистого капитализма» внутри страны от мирового, в основном американского капитала — неизбежно нанесет непоправимый ущерб национальной безопасности России и в конечном итоге может привести к потере национальной независимости. Одно дело — взаимодействие с миром, другое дело — превращение в колонию. Частный капитал, если ему дать полную волю, почти постоянно будет действовать вопреки национальным интересам страны и в конечном итоге будет стремиться подчинить себе правительство и власть, а значит, и саму страну. А в силу того, что он не сможет выступать на равных с мировым капиталом, неизбежно его подчинение иностранным интересам.
Другая ситуация может сложиться, если частный капитал будет контролироваться государством и действовать в интересах страны. «Смешанная экономика» или новая форма третьего экономического пути, в котором сочетались бы сильные стороны и социализма, и частного предпринимательства, на наш взгляд, лучшие варианты экономического развития России на сегодняшний день.
Но кроме экономической политики, отвечающей национальным интересам и безопасности страны, государственный патриотизм предполагает и конкретно разработанную, в интересах страны и всего народа (а не каких-то привилегированных экономически групп и т. д.), политику по отношению к образованию, культуре, средствам массовой информации и, главное, социальной сфере. Необходима справедливая и сбалансированная социальная политика, обеспечивающая и защищающая население страны. Бессмысленно говорить о патриотизме как доктрине, в том числе и «государственном», если народ страны социально и демографически не защищен. Эта социальная и демографическая программа должна исходить именно из патриотического мировоззрения (то есть из любви к стране и ее народу), а не из каких-либо социальных утопий, как было раньше. Целью является здесь сама страна, ее благополучие, ее народ, а не социально- политические «измы». Должно быть выработано патриотическое учение, которое, независимо от того, каков будет характер экономического строя в России, обеспечивало бы реальную защищенность населения и его рост (хотя, разумеется, экономический строй должен соответствовать общей направленности, выраженной в национально-государственном патриотизме). Таким образом, по всем важнейшим векторам жизни страны должны быть выработаны конкретные программы, отвечающие этой общей направленности национально- государственного патриотизма и самосохранения страны и народа. Государство здесь средство, а не самоцель, но средство совершенно необходимое.
И в конце концов, о политическом строе. Если действительно наша цель, наша сверхценная идея: создание новой России как величайшей, самобытной цивилизации, связанной по крайней мере с теми или иными аспектами Русской доктрины и т. д., то политическая система явилась бы в этом случае просто средством для достижения именно этой цели, а не какой-либо самоцелью в себе. По существу, Русская доктрина (русская идея) совместима с любым политическим строем (исключая предательский), имеющим высшую цель не политическую как таковую, а саму Россию.
Демократия, если под ней понимать народовластие, а не власть денежного мешка, власть сверхбогатых и финансовой олигархии (что обычно иезуитски лицемерно обозначается как современная «демократия»), вполне приемлема, особенно если политический и управленческий класс будет верен России и соответственно образован и подготовлен.
Однако отметим, что «свобода» таит в себе определенные опасности: разнузданная, потакающая низшим инстинктам, ничем не ограниченная (а по существу направляемая), она быстро превращается в свободу для дьявола и тюрьму для человека.[61]
Итак, мы на пороге нового тысячелетия. Новая эра может быть совершенно невиданной, стремительной и многое в ней будет наверняка непредвиденным и «неузнаваемым» для людей ХХ века. Тем не менее новая Россия может стать центром для самой себя, и в таком случае она может стать и всемирным центром, по крайней мере, для той части человечества, которая будет в состоянии распознать, хотя бы частично, что такое Россия. Но еще более важно для России — сохранить свое самое высокое предназначение и духовную запредельность.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ФИЛОСОФСКИЕ СТАТЬИ, ИНТЕРВЬЮ
Судьба бытия — путь к философии
— До эмиграции я был преподавателем математики. Но главный центр интересов лежал в двух плоскостях: литература и философия (метафизика). Вот эти два интереса и послужили причиной того, что вокруг меня в начале 60-х годов сложилась целая полуподпольная группа. Подобные группы были довольно многочисленны в то время. Постепенно создавалась нонконформистская культура.
Проблема заключалась в том, что моя литература совершенно выходила за грани социалистического реализма и за грани всего, что можно было напечатать в Советском Союзе. Поэтому я даже не делал особых попыток войти в официальную жизнь и публиковаться. Это было невозможно. Я надеялся на будущее. А в настоящем была та подпольная деятельность и то общение, которое развилось в те годы. Это немножко
