Известно ли вам про значение нитрата целлюлозы? Знаете ли вы паркезит? Вискозу? Говорят ли вам что-то имена Александра Паркеса, Джона и Исайи Хьяттов и… э-э-э, как его… Луи Берниго?
— Евгений Ильич! — умоляюще поднял руки Олег. — Ради всего святого, пощадите! Я охотно признаюсь, что дилетант и не имею ни малейшего представления о мировых авторитетах. Равно как никогда не слышал ни про вискозу, ни про целлулоид.
— Ну, уж в синематограф-то вы наверняка захаживали, хотя бы раз-другой, из любопытства?
— Ну… можно сказать, что захаживал.
— Так вот, пленка делается как раз из целлулоида. Интересно… Все же, Олег Захарович, скажите мне: как дилетант, не имеющий представления об азах, может рассуждать о вещах, включающих в себя такие нетривиальные понятия, как ковалентные связи и стереометрический метод построения химической формулы? Да еще и утверждать, что мимоходом почерпнул свои знания из случайно прочитанного журнала в бытность свою школяром? Каково ваше образование?
Олег растерялся.
— Вообще-то я заканчивал исторический факультет… в университете, — промямлил он, благоразумно не уточняя, в каком именно. — Но всегда интересовался химией, и…
— И метод производства полиэтилена, как вы его называете, вам приснился, как приснилась господину Менделееву его Периодическая таблица элементов? — в голосе Вагранова прозвучал неприкрытый сарказм.
Олег потер ладонями глаза. Внезапно ему почему-то совершенно расхотелось врать этому умному проницательному человеку.
— Вы хотите правды, Евгений Ильич? — тихо спросил он. — Извольте. Я – человек из другого мира, гораздо более развитого технически, чем ваш. То, о чем я рассказываю, я действительно изучал в десятом классе общеобразовательной средней школы в возрасте семнадцати лет. Органическая химия всегда нравилась мне, одно время я даже подумывал о том, чтобы поступить на химфак. Не прошел по конкурсу и вынужденно срочно перевел документы на истфак с его традиционным недобором. Однако школьные уроки в голове застряли.
— Ого! — весело присвистнул Иван, о котором Олег совсем забыл. — Вот заливает!
— Помолчи, Ваня, — поморщился Вагранов. — Вам же, Олег Захарович, паясничать не к лицу. Вы же взрослый человек…
— Я не паясничаю, — пожал плечами Олег, твердо встречая его взгляд. — Все – чистейшая правда. Верить мне или нет, ваше дело. Вы и без того не поверили изначальной истории. Если ваше недоверие помешает нашей с вами совместной деятельности – что ж, очень жаль. Я почему-то уверен, что вы именно тот человек, который мне нужен. А я, соответственно, мог бы очень пригодиться вам. Но нет, так нет…
— Погодите, Олег Захарович, — Вагранов примиряюще поднял руки. — Не горячитесь. Признаю, я переборщил. Не стоило давить на вас сильнее, чем нужно. У вас могут быть вполне веские причины не говорить всей правды. Даже если так, я не выгоню вас с порога. Просто, понимаете ли, взаимное доверие серьезно облегчает совместную работу.
— Я сказал чистую правду, — Олег устало закрыл глаза и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Рано или поздно огрехи моей легенды все равно бросились бы вам в глаза. Я слишком мало знаю о вашем мире, чтобы сочинить правдоподобную историю. Я – человек из другого мира, и если вы сможете принять данный факт…
— Олег Захарович, — тихо произнес ученый. — У меня есть знакомый врач, очень хороший, который специализируется на неврозах.
— У меня тоже есть знакомый врач, — отмахнулся Олег. — Некто Болотов Михаил Кусаевич, владелец и заведующий Покровской клиникой. За две недели моего пребывания там он не нашел ничего предосудительного, кроме некоторого нервного истощения. Я в полном здравии, и я инопланетянин.
— Вы с Марса, как у Уэллса, да? — восторженно спросил Иван. Его глаза горели. — Вы прилетели в большом цилиндре? Вас из пушки выстреливали, как у Жюля Верна?
Олег рассмеялся и потрепал его по макушке.
— Если бы мной выстрелили из пушки, я бы точно не остался в здравом рассудке, — сквозь смех пробормотал он. — Да и вообще со здоровьем бы распростился. Какое там здоровье у покойника! Нет уж, Иван, я не с Марса. Боюсь, мой родной дом куда дальше. Евгений Ильич, мне страшно неловко за такой поворот разговора. Начали о полимерах, а закончили о психических расстройствах… У меня есть предложение. Давайте сделаем вид, что мы ни слова не промолвили насчет моего образования и происхождения сведений. Вернемся к науке. Что вы думаете про идею полиэтилена?
— Вы странный человек, Олег Захарович, — медленно проговорил Вагранов. — Вы говорите невероятные вещи, и, тем не менее, вам почему-то хочется верить. Так случилось, что я лично знаю господина Болотова, пусть и не слишком близко. Как-нибудь потом я пообщаюсь с ним на ваш счет, но пока… Пока вы правы. Оставим в стороне нонсенс насчет вашего инопланетного происхождения и вернемся к химии. Так случилось, что я читал статью Ойгена Бамбергера про вещество полиметилен, которое его коллега Ханс фон Пехманн получил путем нагревания диазометана. Проводился эксперимент, кажется, в девяносто восьмом или девяносто девятом. Мне лично больше импонируют опыты с формальдегидными смолами, получающими все большее распространение, но с учетом того, что говорите вы… Возможно, здесь имеется рациональное зерно.
Он помолчал, потирая ладони.
— Боюсь, однако, что проверить на практике что-либо нам сложновато. Потребуется оборудование, потребуется сырье. Нужны средства, в конце концов, хотя бы для покупки реактивов, да и без помещения под лабораторию не обойтись. Если в Петербурге можно прибегнуть к помощи некоторых хороших ученых, то здесь… Сегодня Москва, знаете ли, провинциальный город, пусть и кичится званием древней столицы всея Руси, и в научном плане мало что значит.
— Придется работать с тем, что есть. Средства на первых порах мне пообещали, далее найдем, кого привлечь из промышленников. Из пластиков можно извлечь огромную прибыль. На первых порах можно давить авторитетом Зубатова, далее пойдет само.
— Зубатова? — насторожился Вагранов. — Что у вас за дела с Охранным отделением?
— Ну, — Олег пожал плечами, — если вы действительно захотите пообщаться на мой счет с Болотовым, то шила в мешке все равно не утаишь. Зубатов меня нашел, выходил и сейчас в какой-то мере поддерживает. К политическому сыску я отношения не имею, уверяю вас.
— Сергей Васильевич Зубатов, — холодно заметил ученый, — известен как мастер политических провокаций. Определенные круги весьма радовались, когда два года назад его отправили в отставку. И весьма огорчились, когда его так внезапно вернули на прежнюю должность.
— И на что именно он, вы предполагаете, хочет вас спровоцировать? — ядовито поинтересовался Олег. — Или вы тайный член террористической организации и боитесь за свою конспирацию? Ох… простите. Непроизвольно вышло.
— Ничего, — поджал губы Вагранов. — Но опять куда-то не в ту сторону у нас разговор клонится. Я не имею ничего против господина Зубатова лично – человек он, по отзывам, умный и интеллигентный, но организация, чье отделение он возглавляет, пользуется в обществе весьма дурной славой. Это я вам как марсианину говорю, чтобы неожиданностью не оказалось.
— Туше, — снова рассмеялся Олег. — Марсианин принял ваши слова к сведению. Хотя покажите мне общество, в котором политическая полиция имеет добрую репутацию! Однако о политике мы с вами разговаривать не станем ни в каком раскладе. Если мы с вами сработаемся – а мы с вами обязательно сработаемся, я уверен! — нам и научных тем выше крыши хватит. Резюмируя сегодняшний разговор, я хочу попросить вас о встрече… скажем, в воскресенье, у меня на квартире. Я хочу, чтобы вы привели с собой двоих или троих толковых коллег, желательно с опытом преподавательской работы, умеющих вычленять зерна истины из той чепухи, что студенты несут на экзаменах. Я постараюсь подготовиться поосновательнее, собрав в одну кучку все, что помню по теме. И тогда мы уже сможем обсудить предмет поподробнее, чтобы понять, в какую сторону двигаться и какие ресурсы нам потребны. Что скажете? Мой адрес – Хлебный переулок, доходный дом Митенкова. Он такой каменный, квадратный, со внутренним двором. На втором этаже угловая квартира, мимо дровяника подниметесь по наружной лестнице на галерею – сразу налево. Ну, спросите, если что.
