Я уже думал, что этот проклятый гусар проткнет меня насквозь, когда увидал, как засверкала его сабля над моей головой. Нет, я в самом деле очень хорошо отделался! Этот гусар был взбешен, как дьявол! Да, разыгрывать из себя императора Наполеона не всегда безопасно! Насколько спокойнее было ломаться в веселых кабачках предместий Лондона!
И странный субъект, одетый в мундир полковника стрелкового полка, собиравшийся пробраться в комнату Алисы (это был Самуил Баркер, двойник Наполеона, взятый взаймы Мобрейлем у Нейпперга), принялся насвистывать какую-то песенку. Затем, осмотревшись по сторонам и стараясь сориентироваться, он сказал себе:
– Сабельные удары должны быть оплачены отдельно – хозяин не говорил мне, что придется получать шрамы. Ну да я их поставлю ему в счет. А пока что надо как-нибудь выбраться отсюда. Черт возьми! Как- никак, а это происшествие здорово распалило мою жажду. Я готов был бы отдать из обещанных хозяином двадцати фунтов целый фунт за грог, за простой грог из виски! Даже больше – как ни трудно, а порой даже и опасно заработать гинею, а я все-таки отдал бы целую гинею за несчастную пинту эля. Но в этой проклятой стране не найдется ни одной таверны, а ночь беспросветнее моего кармана!
Самуил Баркер сделал несколько шагов наудачу, но потом снова остановился с легкой дрожью в коленях: ему показалось, будто послышался шум шагов.
«Неужели гусар снова возвращается? – подумал он. – Гусар с саблей – это вовсе не входит в наше условие! Самое лучшее будет удрать отсюда как можно скорее!»
И он снова попытался сориентироваться в ночном мраке. Он продвигался вперед, ощупывая древесные стволы.
– Ага, вот то дерево, где я спрятал свои пожитки, – сказал он, нащупав громадный вяз, у корней которого белел сверток.
Он торопливо снял стрелковый мундир и белые брюки и оделся в широкий дорожный плащ с капюшоном.
«Ну вот я неузнаваем теперь, надеюсь! – с чувством глубокого удовлетворения продолжал он. – И если бы было возможно разглядеть меня в этом мраке, то никто не признал бы во мне того императора, который только что позорно спасался от гусарской сабли. Ох уж эти мне сабельные удары! После них кажутся такими приятными те безобидные пинки, которыми награждал меня прежний хозяин, достойнейший австрийский джентльмен, мистер Нейпперг. Но теперь я снова превратился в Самуила Баркера, в добродушного Сама, веселого Сама, товарища Сама… С презрением заранее называю лжецом каждого, кто вздумал бы уверять, будто я имею или когда-либо имел хоть что-нибудь общее с субъектом, именуемым Наполеоном. Вот все, что остается от Наполеона, которым я был!»
С этими словами Сам презрительно ткнул ногой мундир, брюки и маленькую шляпу, с помощью которых сыграл предписанную ему Мобрейлем роль в сочиненной последним комедии с мрачной развязкой.
После этого Сам вздумал было спокойно удалиться, но вдруг остановился в раздумье.
– Хозяин настойчиво приказывал мне, – сказал он, – оставить в комнате барышни эту шляпу. Я не успел сделать это, так как сабля гусара помешала мне в этом. Что же делать?
Сообщник Мобрейля на мгновение задумался.
– К чему нужно было оставлять шляпу в комнате барышни? Не знаю, – сказал он себе, – без сомнения, это просто барская причуда… Кроме того, он приказал мне бросить в воду, которая должна Сыть здесь где- то неподалеку, мундир и белые брюки моей роли. Ну что же, черт возьми! Я возьму да и отправлю на дно все вместе! Черт с ней, со шляпой! Теперь весь вопрос в том, чтобы найти, где здесь вода.
Подобрав с земли одежду, дополнявшую его сходство с Наполеоном, Самуил Баркер отправился искать воду, медленно двигаясь под большими деревьями. После блужданий во все стороны он услыхал журчание ручейка, сбегавшего с плотины пруда. Ориентируясь по шуму воды, падавшей в сток, Самуил Баркер пошел вниз по течению ручейка и, взойдя на перекинутый через него мост, бросил в воду пакет, предварительно сунув в него камень, и затем ушел со спокойной совестью слуги, исправно выполнившего данное ему поручение и вполне заслужившего свое жалованье.
– Хозяин приказал мне направиться в Бри-Конт-Робер, куда я попаду, идя прямо по дороге; там в гостинице «Золотое солнце» я найду деньги и паспорт. Отлично! Но сначала надо выбраться из этого проклятого парка. Ага! Там я вижу стену, которая довольно низка, словно она нарочно сделана для того, чтобы через нее можно было перебраться. Теперь настал момент, когда я должен припомнить уроки гимнастики, данные мне достопочтенным мошенником Ньюгета, ветераном всех английских тюрем.
И все более и более довольный Самуил, не переставая насвистывать свою песенку, начал весело взбираться на стену.
Он уже ухватился рукой за выступ и собирался поставить левую ногу так, чтобы правой с одного взмаха можно было стать прямо на верхушку стены, когда на его плечо вдруг опустился тяжелый кулак. Самуил почувствовал, что его прямо-таки отдирают от стены, причем чей-то громкий голос крикнул:
– Черт возьми! Что тебе нужно здесь в этот час?
Самуил откатился метра на три от стены. Он вскочил на ноги и разразился громким английским ругательством.
– А, годдэм! – продолжал тот же голос. – Наверное, английский шпион? Ну-ка покажи свою морду, морской рак!
Самуил Баркер быстро оправился. Он питал непреодолимую антипатию к саблям, шпагам, пикам, штыкам, – словом, ко всякому колющему и режущему оружию. Но бой на природном оружии нисколько не пугал его. Он умел боксировать с лондонскими жуликами и отличался особым умением в благородном искусстве измочалить противнику физиономию, взяв его на захват шеи, то есть, иначе говоря, охватив левой рукой за шею и нагнув противнику голову, а правой – нанося быстрые и меткие удары по лицу.
Несмотря на темноту, он успел рассмотреть, что у его противника не было в руках сабли; кроме того, он заметил, что тот отличался очень высоким ростом, а это в боксе является большим недостатком. Таким образом ему совершенно нечего было бояться вступить в бой. Самуил сказал себе, что принять бой было вопросом его чести, хотя, в сущности, он никак не мог бы отказаться от него. Человек, который так грубо схватил его и оттащил от стены, перегородил дорогу и шел прямо на него, желая снова схватить его.
Самуил начал насвистывать песенку – он вновь обрел утерянный было апломб. Он решительно утвердился на несколько согнутых ногах, округлил локти, сжал кулаки, и в тот момент, когда неизвестный подошел к нему с явной целью взять за шиворот, его руки внезапно вытянулись, словно пружина, которую
