Полагая, что Камбасерес, не имевший в своем распоряжении военных сил, не может оказать ни помощи, ни сопротивления, Мале оставил без внимания этого важного человека, являвшегося в отсутствие Наполеона почти регентом. При непостоянном характере канцлера можно было даже ожидать, что в случае успеха заговорщиков он не станет протестовать против совершившегося факта и перейдет на сторону нового правительства.
О действиях заговорщиков Камбасерес узнал от графа Реаля, который при первых известиях о волнениях в Париже отправился за сведениями к своему другу, генералу д'Юллену, к которому только что явились солдаты Мале. Они преградили пришедшему дорогу.
– Я граф Реаль! – надменно сказал он.
– Графов больше нет! – ответил ему Лефевр, младший лейтенант 10-й когорты.
Пораженный Реаль без дальнейших расспросов быстро спустился с лестницы и поспешил к Камбасересу сообщить, что началась новая революция, отменяющая титулы, пожалованные императором.
Канцлер был человек изворотливый, хитрый, очень умный и большой скептик, но совершенно лишенный даже гражданского мужества. Услыхав принесенные Реалем новости, он сильно побледнел и не мог удержать судорожную дрожь. Слова лейтенанта Лефевра о титулах навели его на мысль, что страна во власти якобинцев.
– Опять террор! – прошептал он.
Прибежали испуганные чиновники. Вооружившись всей возможной для него энергией, Камбасерес постарался успокоить этих трусов.
– Сходи за моим брадобреем! – приказал он камердинеру, – пусть живо выбреет меня! Если к вечеру моя голова слетит с плеч, что делать! По крайней мере она окажется в приличном виде.
И пока ему помогали одеваться, он собирал приходившие со всех сторон вести, стараясь в этой массе противоречивых сведений отделить истину от преувеличений.
Гидаль нисколько не интересовался судьбой герцога Фельтрского и, с удовольствием заняв освободившееся кресло военного министра, тотчас принялся отдавать незначительные приказания, теряя время на приемы дежурных начальников и обмениваясь с ними пустыми любезностями, очень опасными в такой момент. Он чувствовал себя настоящим министром, с полным правом занявшим место Кларка.
Ту же ошибку сделал и Лагори: он также разыгрывал роль настоящего министра полиции. Посвятив Добрый час приему подчиненных, он спокойно, как будто уже давно занимал этот пост, прочел донесения и роздал несколько маловажных приказаний, после чего послал за портным и велел снять с себя мерку для парадного костюма. Кроме того, он заказал приглашения на парадный обед, который собрался дать в скором времени. Затем, не находя более никаких срочных дел, он велел заложить карету, находившуюся в распоряжении министра, и поехал с официальным визитом к префекту Сены. По возвращении в министерство он занялся редактированием циркуляров, извещавших подчиненные ему учреждения о назначении его министром полиции.
Такое ребяческое отношение к делу окончательно испортило успех заговора. Сам Мале не нашел необходимой поддержки, а его приверженцы только ускорили неизбежное падение его кратковременной власти.
Пока Сулье занимал ратушу, а Лагори и Гидаль были поглощены арестом Савари, Мале повел свой маленький отряд на Вандомскую площадь, к дому, где жил генерал д'Юллен, комендант Парижа. Остановив свой отряд на улице Сент-Онорэ, он обратился к виноторговцу, стоявшему у дверей своей лавки:
– Не здесь ли живет башмачник по имени Ладрэ?
– Да, Ладрэ действительно живет здесь. Только его нет дома. Он, должно быть, скоро вернется. А на что он вам? – спросил виноторговец, немного удивленный тем, что генерал в полной форме, во главе военного отряда, остановился у его лавки, чтобы осведомиться о каком-то сапожнике.
Мале приказал солдатам двигаться дальше и резко крикнул виноторговцу:
– Скажите Ладрэ, чтобы он пришел ко мне на Вандомскую площадь! Пусть спросит адъютанта генерала Мале!
Личность Ладрэ весьма загадочна. О нем известно только, что он шил сапоги Мале и, доставляя их в лечебницу Дюбюиссона, очень охотно пускался в разговоры. При этом Мале, вероятно, выведал у него интересовавшие его новости, так как Ладрэ был связан с обитателями квартала – роялистами и республиканцами, одинаково недовольными правлением императора и жаждавшими прочного мира. Возможно, что Мале хотел назначить Ладрэ мэром своего округа, в котором должна находиться главная квартира нового правительства.
На углу улицы Сент-Оноре Мале снова остановился и послал через Рато приказ вместе с гренадерским мундиром своему другу, генералу Денуайе, которого намеревался сделать начальником главного штаба; но Денуайе не тронулся с места и этим спас свою жизнь.
На Вандомской площади Мале разделил свой отряд на два взвода: один, под командой лейтенанта Прово, должен был занять главный штаб и передать его начальнику, полковнику Дусэ, письменный приказ о назначении его бригадным генералом и об аресте его помощника, Лаборда, которого Мале считал опасным за его преданность Наполеону; сам Мале во главе второго взвода направился к дому генерала д'Юл-лена, который, в отсутствие Жюно, парижского губернатора, участвовавшего в русском походе, командовал первой дивизией и считался комендантом города Парижа.
Граф д'Юллен был тот самый знаменитый волонтер, который 14 июля 1789 года побудил народные массы взять Бастилию. Этот популярный победитель старого режима пользовался полным доверием Наполеона, который возвел его в графское достоинство, назначил председателем военного суда над герцогом Энгенским и вверил ему всю парижскую гвардию. Выбор императора оказался удачным.
Д'Юллен с женой еще спали, когда явился Мале. Подождав несколько минут, пока генерал одевался, Мале вошел в гостиную в сопровождении капитана и четырех национальных гвардейцев. Вслед за ними пришел д'Юллен в наскоро накинутом халате. Мале был совершенно незнаком ему.
Повторив свою выдумку о смерти императора, об указе сената, о своем назначении и об образовании временного правительства, Мале сказал:
– Мне дано очень тягостное для меня поручение. Вы уволены, генерал, и на ваше место назначен я. Прошу отдать мне вашу шпагу! Мне приказано арестовать вас.
