Сам некоторое время оставался в нерешительности, но потом, обнадеженный двумя наполеондорами, заманчиво позвякивавшими в кармане его жилета, сказал:
– Я живу на улице д'Аржантей, номер четырнадцатый. Но полагаюсь на вас, что вы меня не выдадите.
– Будь спокоен. Послезавтра я принесу тебе обещанные два наполеондора, а до тех пор не попадайся полиции.
– О, постараюсь не попасться! Да здравствуют ваши милости! – весело ответил Самуил Баркер.
– Лучше кричи: «Да здравствует император!» – ответил ему ла Виолетт, – в этом по крайней мере есть известный смысл!
Самуил Баркер отдуваясь, бросился по улице и, скрываясь во тьме ночи, заорал во всю глотку:
– Да здравствует император!
– Удивительно приятно услыхать такой возглас, что вы скажете, полковник? – сказал ла Виолетт, делая под козырек.
– О, да, да, – взволнованно ответил Анрио, – это так отрадно! Мне уже давно хотелось закричать это, но я не смел! – И, повернув в узенький переулочек, который вел к фонтанам, Анрио повторил вполголоса, словно священное заклинание, словно магическую формулу: – Да, да! Да здравствует император! Да здравствует Наполеон!
XVIII
Мале проник в главный штаб один. Весело поднимался он по лестнице. Все шло как по маслу; ему оставалось только пожать руку начальнику главного штаба Дусэ, подтвердить ему свой генеральский чин и заняться с преемником его помощника Лаборда отправкой новых инструкций к начальникам воинских частей. Таким образом, дело сводилось к простой формальности, к проворному захвату, которому не предвиделось препятствий.
Встречу на площади со старым служакой, бывшим тамбурмажором гвардии, Мале счел превосходным предзнаменованием. Прежние республиканские солдаты, не жаловавшие Наполеона, сами шли к нему. Франция решительно тяготилась деспотом, и крик: «Долой тирана»! как в Риме, в день смерти цезаря, должен был вырваться из груди каждого.
Немудрено, что Мале вступил в кабинет начальника главного штаба с развязной улыбкой на губах. Он протянул руку Дусэ и сказал:
– Генерал, я пришел договориться с вами насчет необходимых мероприятий.
Дусэ, не вставший с места, обнаруживал явное колебание. Он чувствовал обман.
Тут внезапно появился на пороге его помощник Лаборда, весьма подозрительный в глазах Мале.
– Что вы тут делаете? – воскликнул заговорщик. – Ведь я послал вас с поручениями.
– Генерал, я не мог выйти из здания – войска преградили мне путь, – возразил Лаборда, втихомолку подавая знак Дусэ.
Мале заметил их переглядывание, понял, что его подозревают, и увидал свою гибель. Ему вздумалось прибегнуть к силе, которая так удачно выручила его у д'Юллена; поэтому он выхватил из кармана пистолет.
Но зеркало выдало его. Дусэ вскочил. Лаборда кинулся вперед, и оба они закричали: «На помощь, к оружию!». Мале хотел стрелять, но гигантская тень заслонила противников, и тотчас же на его руку обрушился сильнейший удар палки. Схваченный железными пальцами, Мале не смог выстрелить. Его одолел какой-то исполин, в котором Мале узнал бывшего тамбурмажора, замеченного им в толпе, перед зданием главного штаба. Это бравый ла Виолетт держал его, обезоруженного, бессильного.
Тем временем Лаборда крикнул опять на площадке лестницы:
– К оружию!
Жандармы сбежались. Они овладели комнатой и кинулись на Мале, который моментально был связан.
– Берегитесь, господа, – воскликнул он, стараясь еще запугать тех, кто разоблачал в нем заговорщика, плута, – вам будет плохо, если вы станете удерживать меня… берегитесь!
– Заткните ему рот! – скомандовал Лаборда, обнаруживший в данном случае большую распорядительность и чрезвычайное присутствие духа.
Приказ был исполнен. Прибежал верный Рато, привлеченный шумом. Он хотел защитить своего генерала и обнажил шпагу, но в одну минуту был схвачен и связан, и его рог, по примеру его патрона, был заткнут.
Было десять часов утра. Заговор Мале завершился. Он продолжался с момента побега из лечебницы ровно полсуток. Это был роман одной ночи.
После краткого совещания Дусэ, Лаборда и ла Виолетт решили вывести на балкон Мале и Рато, связанных, окруженных жандармами.
– Эти люди обманщики! Император жив. Отец ваш здравствует! – крикнул Лаборда.
В то же время ла Виолетт, подняв свою полицейскую шапку на трость, подал ею сигнал бить в барабан.
Солдаты, собравшиеся на Вандомской площади, пришли в некоторое недоумение, однако они крикнули весьма дружно: «Да здравствует император!».
После этого в Париже началась странная и почти комическая суета. Войска были отосланы обратно в казармы, а в тюрьмах происходили перемены. Настоящие министры: Савари, Наскье были освобождены из тюрьмы Ла-Форс, а на их место водворили Мале, Гидаля и Лагори.
Солдаты парижской гвардии и люди 10-й когорты послушно вернулись в свои казармы, обсуждая между
