вожделение за обычным, будничным фасадом лиц.
Из кухни через вертушку вышла Конни, подняла с пола перевернутый стул и села за стол к Гарри. В руках у нее была открытая записная книжка, откуда она прочла следующее:
— Его звали Джеймс Ордегард. Тридцать один год. Холост. Живет в Лагуне. По профессии инженер. Ни к уголовной, ни к административной ответственности не привлекался. Даже за нарушение дорожных правил.
— А что при влекло его именно сюда? Может быть, здесь работает его бывшая жена или подруга?
— Пока не ясно. Во всяком случае, никто из опрошенных раньше его здесь не видел.
— Может быть, самоубийца? Нашли на нем письмо какое-нибудь или записку?
— Нет. Более похоже на неспровоцированное насилие.
— А у него на работе удалось что-нибудь выяснить?
Она кивнула.
— Для них это как гром среди ясного неба. Отличный работник, никаких жалоб…
— Словом, примерный гражданин.
— Во всяком случае, так они говорят.
Фотограф сделал несколько снимков с лежащего поблизости трупа — женщины лет тридцати. От коротких ярких вспышек резало в глазах, и Гарри с удивлением заметил, что погода снаружи значительно испортилась с того времени, как они с Нонни зашли сюда поесть.
— А что друзья, семья? — Спросил Гарри.
— Список составлен, но пока ни с кем из них не удалось переговорить. — Она закрыла блокнот. — Как ты?
— Намного лучше.
— А живот, все еще болит?
— Да нет, почти в норме. Завтра будет гораздо хуже. Где это, интересно, он разжился гранатами?
Она пожала плечами.
— Выясним.
Третья граната, брошенная через чердачный проем в комнату, оказалась полной неожиданностью для полицейского офицера из Лагуна-Бич. В больнице, куда его тотчас отправили, он все еще находился на грани жизни и смерти.
— Ну надо же, граната! — Гарри все еще пребывал в недоумении. — Слышала когда-нибудь что-либо подобное?
И тут же пожалел, что задал этот вопрос. Знал, что теперь Конни прочно усядется на своего любимого конька и рассуждениям о свистопляске на краю пропасти и о новом средневековье не будет конца.
Конни нахмурила брови.
— Слышала ли я что-либо подобное? Может быть, и не совсем то, но тоже, уверяю тебя, оставляет желать лучшего, а может быть, и хуже, гораздо хуже. В прошлом году в Нэшвилле одна девица укокошила своего хахаля, устроив в его кресле-каталке небольшой пожарчик.
Гарри вздохнул. Она продолжила:
— В Бостоне восемь юнцов изнасиловали и потом зверски убили женщину. И знаешь, что они заявили в свое оправдание? Им было скучно. Скучно, видите ли, им было! Виноваты, оказывается, городские власти, ничего не сделавшие, чтобы занять молодежь полезным делом.
Он взглянул в сторону толпящихся перед окнами за полицейским оцеплением людей, затем быстро отвел глаза в сторону. Спросил:
— Зачем ты коллекционируешь эти перлы?
— Слушай, Гарри. Мы живем в век хаоса. Надо шагать в ногу со временем.
— Уж лучше я похожу в отсталых.
— Чтобы быть хорошим полицейским конца века, надо быть частью этого века. Нутром чувствовать ритмы эпохи. Цивилизация рушится на наших глазах. Все требуют прав, но никто не желает нести ответственность, и нет никакого сдерживающего центра. И надо точно знать, какое из правил можно нарушить, чтобы уберечь всю систему в целом, чтобы вовремя оседлать гребень любой волны сумасшествия.
Он только молча смотрел на нее, что было несложно, гораздо проще, чем пытаться вникнуть в смысл произносимого ею, ибо и мысли не желал допустить что она может оказаться права. Такой смысл претил ему. Он его на дух не принимал. Во всяком случае не сейчас. Гораздо приятнее было просто смотреть на ее милое, воодушевленное, гневное лицо и просто им любоваться. Несмотря на то, что она совсем не соответствовала ослепительным стандартам пышнотелости, пропагандируемым на американском телевидении шлюхами из коммерческих фирм по продаже пива, и не обладала обильно орошаемой потом бесшабашной обольстительностью рок-звезд, непомерно раскоряченными ляжками и тоннами театрального грима на лицах, непостижимым образом возбуждавших целое поколение юнцов, Конни Галливер была привлекательной женщиной. Во всяком случае, так казалось Гарри. Не потому, что у него к ней было какое- то романтическое влечение. Вовсе нет. Но он был мужчиной, а она женщиной, работали они бок о бок, и потому, вполне естественно, он не мог не обращать внимание на ее темно-каштановые, почти черные, густые волосы, отливавшие шелковистым блеском, хотя она стригла их очень коротко и расчесывала пальцами! Ее странно голубые, фиалковые глаза, когда свет падал на них под определенным углом. Эти глаза могли бы быть неотразимыми, если бы не были внимательными, подозрительными глазами полицейского.
Ей было тридцать три года, на четыре года меньше, чем Гарри. В редкие моменты, когда извечная настороженность ее несколько ослаблялась, ей можно было дать не больше двадцати пяти. В остальное время почерпнутая из работы в полиции мрачная житейская мудрость, постоянно отражавшаяся на ее лице, делала Конни значительно старше ее лет.
— Ты чего на меня уставился? — поинтересовалась она.
— Просто пытаюсь понять, такой ли ты на самом деле твердый орешек изнутри, каким стараешься преподнести себя?
— Пора бы уже знать.
— Вот именно — пора бы.
— Слушай, Гарри, брось разыгрывать из себя Фрейда.
— Даже и не думаю. — Он отпил воды из стакана.
— Ну вот и чудесно. Мне нравится, что ты не подвергаешь психоанализу всякого, с кем сталкиваешься. Вообще, весь этот психоанализ — фигня на постном масле.
— Согласен.
Его не удивило, что в чем-то они полностью сошлись во мнениях. Несмотря на многие различия, в них было достаточно схожести, делавшей их отличными партнерами в работе. Но из-за скрытности Конни в том, что касалось ее личности, Гарри не знал, лежали ли в основе данного единства мнений сходные или прямо противоположные посылки.
Иной раз Гарри казалось очень важным понять движущие мотивы некоторых из ее поступков. В другое время он был уверен, что близость взаимоотношений может только все запутать и осложнить. А беспорядка в чем-либо он не выносил. С точки зрения профессиональной этики, следовало вообще избегать близости отношений в работе, держать друг друга на определенной дистанции, отделившись своего рода буферной зоной — тем более что оба пapтнеpa были при оружии.
Вдалеке прокатились глухие раскаты гpoмa.
В разбитое, с торчащими в раме острыми осколками стекла огромное окно ворвался прохладный ветер и вихрем пронесся по залу ресторана. На полу затрепетали и закружились разбросанные по всему помещению бумажные салфетки.
Близость дождя обрадовала Гарри. Слишком много в мире накопилось грязи, которую необходимо было смыть.
— К психотерапевту пойдешь? — спpoсила Конни.
— Нет — ответил Гарри. — У меня все в порядке.
