Южная Калифорния, бывшая пустыней, пока в ней не появился человек и, проведя воду, сделал ее пригодной для обитания, кишела тарантулами, но в основной своей массе они предпочитали селиться в малодоступных для человека каньонах и лесах. Страшные на вид в действительности они были пугливыми безобидными существами и большую часть времени проводили под землей, вылезая наружу только во время брачного сезона. Дана Пойнт, и в особенности этот его район были слишком окультурены человеком, чтобы представлять интерес для тарантулов, и Гарри было непонятно, каким образом этот паук мог очутиться в центре жилого районa, где его появление было столь же необычным, как появление бенгальского тигра.
Молча, тем же путем, что пришли, они вернулись назад и остановились возле трупа. Беглый осмотр его показал, что Рикки уже не нуждался ни в какой помощи. Под ногами поскрипывали осколки разбитой вдребезги керамической статуэтки. Кухня кишела змеями.
— Черт! — выругалась Конни.
Одна змея лежала прямо при входе под аркой, две другие ползали под столом и стульями. Основная же масса, штук тридцать или сорок, а может, и того больше, находилась в дальнем углу помещения, сбившись в подвижный живой ком. Еще несколько змей что-то доедали на полу чуть в стороне от своих собратьев.
Два тарантула, быстро перебирая лапками, улепетывали по краю покрытой белой плиткой полки, со страхом поглядывая на кишащих внизу гадов.
— Что же здесь произошло? — спросил вслух Гарри и даже не удивился, что голос его дрожит.
Вскоре змеи обнаружили присутствие людей. Несколько любопытствующих гадов, отвалившись от шевелящегося клубка, поползли в их сторону.
Кухню от коридора отделяла раздвижная дверца. Гарри быстро закрыл ее.
Они обыскали весь гараж. Внимательно осмотрели машину Рикки На бетонном полу блестела только небольшая лужица дождевой воды, натекшей с крыши. И больше ничего подозрительного.
В коридоре Гарри наконец занялся тщательным осмотром тела своего друга. Все это время он просто-напросто откладывал эту страшную процедуру и, как мог, тянул время.
— Пойду посмотрю, есть ли в спальне телефон, — сказала Конни.
Он поднял на нее встревоженный взгляд.
— Телефон? Ради Бога, даже и думать об этом не смей.
— Надо же сообщить в полицию об убийстве.
— Послушай, — он взглянул на часы, — сейчас около одиннадцати вечера. Если мы сообщим об убийстве, то застрянем здесь Бог знает на сколько.
— Но…
— А времени-то у нас в обрез. Не знаю, успеем ли мы вообще до восхода солнца разыскать этого Тик-така. Шансов почти никаких. Но даже если и разыщем его, то еще вопрос, сумеем ли с ним справиться. И тем не менее мне кажется, что если мы не попытаемся этого сделать, то будем дураками.
— Согласна. Мне тоже не хочется сидеть вот так, сложа руки, и ждать, когда меня укокошат.
— Ну вот и оrлично. А потому забудь про телефон.
— Я только… Я подожду тебя снаружи.
— Смотри не наступи на змею, — прокричал Гарри ей вслед, когда она двинулась к выходу. И занялся осмотром Рикки.
Состояние трупа было даже худшим, чем он предполагал.
На левой руке, намертво вцепившись в нее зубами, висела голова змеи. Гарри содрогнулся от ужаса. Ряды небольших дырочек на лице свидетельствовали о других змеиных укусах. Обе руки были вывернуты в локтевых суставах, кости не просто сломаны, а напрочь смяты, раздроблены. Весь Рикки был настолько измят и изломан, что трудно было точно определить, какое из увечий послужило причиной смерти; но если он еще и был жив до того, как его голову повернули на все сто восемьдесят градусов, то смерть несомненно наступила именно в этот дикий и страшный миг. Шея была разорвана, вся в синяках и кровоподтеках, голова уткнулась между лопатками подбородком.
На месте глаз зияли пустые глазницы.
— Гарри! — крикнула Конни.
Гарри, уставившись в обезображенное лицо друга, был не в силах откликнуться. Язык его словно присох к небу, а в горле застрял ком.
— Гарри, иди сюда, посмотри на это!
Но он и без того уже был сыт по горло тем, что Тик-так сделал с Рикки, чтобы смотреть еще на что-то. Кипевшая в нем злоба на Тик-така могла соперничать разве что со злобой на самого себя.
Он медленно встал с колен, обернулся и увидел свое отражение в обрамленном серебряными листьями зеркале над алтарным столом. Лицо его было пепельно-серым. Точно таким же, как у мертвеца на полу. И что-то в нем действительно умерло, когда увидел своего мертвого друга; он чувствовал себя униженным и оскорбленным.
Встретившись взглядом со своим отражением, Гарри отвел глаза заметив в них застывший ужас, замешательство и дикую ярость. Мужчина, отраженный в зеркале, совершенно не походил на того Гарри Лайона, которого он знал или каким хотел бы его видеть.
— Гарри! — снова раздался голос Конни.
Когда он вошел в гостиную, то увидел, что Конни на корточках присела рядом с кучей грязи. При более внимательном осмотре оказалось, что это была не столько грязь, сколько пара сотен фунтов сырой, плотно утрамбованной земли.
— Взгляни-ка сюда, Гарри.
Палец ее был направлен на какой-то выступ, торчащий из кучи, на который он, занятый мыслями о необходимости быстрее осмотреть дом, не обратил внимания, теперь Гарри разглядел, что из бесформенной кучи торчала человеческая рука, правда, не настоящая, а вылепленная из земли. Рука была огромная, сильная, с тупыми короткими пальцами, настолько искусно исполненная, словно тут поработал резец выдающегося скульптора.
Рука высовывалась из обшлага рукава, тоже вылепленного из земли, причем на нем можно было разглядеть все детали одежды: нарукавную манжету, шлицу и три пуговицы.
Даже рисунок ткани соответствовал текстуре пошивочного материала.
— Как думаешь, что это может быть? — спросила Конни.
— Ума не приложу.
Он ткнул пальцем в руку, внутренне полагая, что она может оказаться настоящей, только сплошь покрытой тонкой пленкои грязи. Но она была сплошь из земли и мгновенно разрушилась от его прикосновения: остались только часть манжеты и два торчащих пальца.
Что-то, какая-то вполне определенная деталь всплыла в памяти Гарри, но тотчас исчезла, словно блеснувшая в мутной воде пруда рыбка. Уставившись на остатки земляной руки, он чувствовал, что находится очень близко к разгадке чего-то очень важного о Тик-таке. Но как глубоко ни стремился он забросить в память невод, тот неизменно возвращался назад пустым.
— Пошли отсюда, — угрюмо бросил Гарри.
Идя вслед за Конни по коридору, он старался не смотреть в сторону трупа.
Вне себя от ярости, о существовании которой он никогда раньше и не подозревал, Гарри едва удерживался в зыбких грааницах между самообладанием и умопомешательством. Неведомые, доселе не знакомые чувства всегда беспокоили о, так как он не знал к чему они могли привести; он предпочитал, чтобы его эмоции имели такой же упорядоченный вид, как его полицейская картотека или коллекция магнитофонных записей. Если он еще раз взглянет на Рикки, его злоба, выхлестнувшись наружу, может выйти из-под кoнтpоля и перейти в истерику. Его охватило дикое желание наорать на кого-нибудь, наорать так, чтобы пересохло в горле, измолотить кого-нибудь кулаками, размозжить череп, избить ногами до потери сознания. Не находя для этого достойной мишени, ему хотелось излить свой гнев на неодушевленные предметы, разбить и расколотить все, что попадалось ему на пути, как бы глупо и бессмысленно это ни было, невзирая даже на то, что шумом может привлечь нежелательное внимание соседей. От того, чтобы дать выход своему гневу, Гарри удерживал лишь возникший перед его мысленным взором образ самого себя в тисках этой безумной ярости, с дико вытаращенными глазами и звериным
