что он, сам того не замечая, затаил дыхание.
Вместе со звуком в природе исчезло и движение. Грузовик-тягач и 'вольво' были не единственными приросшими к месту движущимися предметами. Деревья и кусты перед 'Грин Хаус' застыли, словно на фотографическом снимке. Листья их не только перестали шелестеть, но и как будто замерли, застыли; они выглядели даже более неподвижными, чем листья, высеченные резцом скульптора в камне. Нависавшие над окнами 'Грин Хаус' украшенные фестонами полотняные козырьки-навесы, ранее трепетавшие на ветру, мгновенно, на полудвижении, застыли и выглядели теперь как выделанные из листового железа муляжи. На противоположной стороне улицы мигавшая, то вспыхивавшая, то гаснущая неоновая реклама застыла в момент вспышки.
— Гарри… — прошептала Конни.
Он испуганно встрепенулся, так как теперь страшился любого звука, кроме быстрых, глухих ударов собственного сердца. В ее лице, как в зеркале, он увидел отражение собственных замешательства и тревоги. Приблизившись к нему, она спросила:
— Что происходит?
Голос ее, обретя несвойственную ему дрожь, по тембру несколько отличался от ее прежнего голоса, сделавшись каким-то плоским и бесцветным.
— Сам не пойму, — признался Гарри.
Голос его звучал точно так же, как и ее, словно исходил из глубин какого-то очень хитроумного механического устройства — хотя и не совсем совершенного, однако способного воспроизводить речь любого человека.
— Это, видимо, его рук дело, — предположила она. Гарри согласно кивнул.
— Похоже.
— Тик-така.
— Да.
— Господи, да от такого в два счета можно рехнуться.
— Это точно.
Она схватилась было за револьвер, но затем снова сунула его обратно в наплечную кобуру. Что-то зловещее надвинулось на окружающую их природу, в воздухе повеяло страхом. Но стрелять пока было не в кого.
— Где же этот подонок? — удивилась она.
— Думаю, долго не заставит себя ждать.
— Не то чтобы очень хотелось его увидеть… — Показав рукой в направлении грузовика, она удивленно воскликнула. — Господи… посмотри на это!
Сначала Гарри подумал, что она только сейчас обратила внимание на таинственно замерший, как и все другие движущиеся предметы, грузовик, но потом понял, что именно подняло планку ее удивления на несколько делений выше. Воздух был достаточно холодным, чтобы выхлопные газы тягача (но не их собственное дыхание) конденсировались и тянулись за ним в виде тоненьких струек пара; их завитки, не исчезая и не растворяясь, так неподвижно и застыли в воздухе рядом с выхлопной трубой грузовика. Такие же серовато-белые, призрачные струйки, хотя и не такие отчетливые, как у тягача, заметил он и позади находившегося от него на более далеком расстоянии 'вольво'.
Вскоре Гарри обратил внимание на массу других странных вещей, окружавших их со всех сторон. Поднятый ветром вверх с земли мусор — фантики от конфет и жвачек, коричневато-желтыe сухие листья, перекрученный обрывок шерстяной нити… — так и остался висеть, не поддерживаемыи ничем в неожиданно загустевшем и превратившемся в подобие чистого кристалла воздухе, отнявшем у него движение. На расстоянии вытянутой руки от Гарри и на фут выше его головы в неподвижном свете фонаря застыли две белые как снег, с мягкими, жемчужно-гладкими крылышками бабочки.
Конни ногтем постучала по стеклу своих наручных часов, затем показала их Гарри. Это были обычные 'Таймекс' с круглым циферблатом и тремя стрелками: часовой, минутной и, красного цвета, секундной. На часах застыло 1:29 плюс шестнадцать секунд.
Гарри взглянул на свои часы с цифровым показателем. Они тоже показывали 1:29, а маленькая мерцающая точка, заменившая в них секундную стрелку, больше не мигала, отсчитывая время.
— Время остано… — Конни так и не докончила фразы. Изумленно оглядывая молчаливую и застывшую улицу, она только безмолвно открывала рот, пока наконец вновь не обрела дар речи. — Время остановилось… остановилось. Так что ли следует все это понимать?
— Как это?
— А вот так, остановилось для всех, кроме нас.
— Но время не может… не должно… взять и остановиться.
— А как же иначе все это объяснить?
Физика никогда не была любимым его предметом. И, хотя он уважал любую науку за неустанный поиск принципов, упорядочивающих вселенную, в век, когда в мире царила наука, он оказался недостаточно научно подкованным. Однако память его тем не менее сохранила довольно обширный запас знаний, вынесенных из школьных и университетских занятий, равно как и знаний, почерпнутых им из научно-популярных программ по телевидению и из чтения научно-популярной литературы, чтобы не принять на веру утверждение Конни как единственно возможное объяснение того, что происходило вокруг них.
— Во-первых, если время остановилось, то почему эта остановка не коснулась их самих? Как могут они знать, что это произошло? Почему они не застыли в последнем движении в тот миг, когда время остановилось для мусора или бабочек?
— Нет, — срывающимся от волнения голосом объявил он. — Все не так просто. Если бы время остановилось, то ничего бы не могло двигаться даже на уровне ядерных частиц, ведь так? А остановись движение ядерных частиц… то молекулы воздуха… разве молекулы воздуха не превратились бы в нечто абсолютно твердое, как, например, молекулы железа? Тогда как мы могли ими дышать?
В подтверждение этой мысли оба они глубоко и благодарно задышали. Воздух и впрямь отдавал каким-то химическим привкусом, и в чем-то, как и тембр их голосов, отличался от обычного, но тем не менее сохранял в себе способность поддерживать жизнь.
— Хорошо, — продолжал Гарри, — можно допустить, что перестали распространяться световые волны. И ни одна из них не доходит до наших глаз. Но почему тогда мы не погрузились в полную темноту?
И действительно последствия остановки времени были бы гораздо более катастрофическими, чем тишина и покой, обрушившиеся на мир той мартовской ночью. Он знал, что время и материя неотделимы друг от друга и, если время остановится, то мгновенно исчезнет и материя. Вселенная, резко сократившись, свернется в маленький шарик очень плотного… бог его знает, что это за вещество — но, как бы там ни было, обратится в ту субстанцию, которой была до того, как произошел взрыв, положивший ей начало.
Конни приподнялась на цыпочки, подняла руку и мягко взялась большим и указательным пальцами за крыло одной из бабочек. После чего поднесла насекомое почти к самому лицу, чтобы получше рассмотреть.
Гарри не был уверен, сможет ли она сдвинуть бабочку с места. Он бы совсем не удивился, если бы насекомое так и осталось неподвижно висеть в загустевшем воздухе, словно приваренное к стальному листу.
— Она совсем не мягкая, какой должна бы быть, — удивилась Конни. — Словно сделана из тафты… или какой-нибудь сильно накрахмаленной ткани.
Когда она разомкнула пальцы, насекомое так и осталось неподвижно висеть в воздухе.
Гарри тыльной стороной ладони легонько похлопал по бабочке и с удивлением заметил, как та, чуть опустившись, снова застыла в воздухе. Оставаясь все такой же неподвижной, какой была в самом начале их эксперимента, только слегка изменив свое положение.
То, каким образом они воздействовали на другие предметы, казалось им вполне нормальным. Когда они двигались, двигались и их тени, хотя тени от остальных предметов оставались такими же неподвижными, как и сами эти предметы. Oни могли двигаться в этом мире и воздействовать на него, но не могли взаимодействовать с ним. Конни могла сместить бабочку в пространстве, но прикосновение ее
