О социализме и русской революции

сможет быть проведена в жизнь только победоносным пролетариатом, стоящим у руля политической власти. Поэтому русская революция, в которой лозунг восьмичасового рабочего дня звучит основной мелодией, свершается одновременно под знаком социальной революции. Мы не хотим этим сказать, что в качестве ближайшего результата этой революции следует ожидать начала социального переворота. Напротив, возможным ощутимым итогом нынешних боев в царской империи может стать лишь политический переворот, а возможно, введение совершенно жалкой буржуазной конституции.

Но под поверхностью этого чисто формального политического перелома столь же вероятно может произойти и гораздо более глубокий социальный перелом. Размежевание классов, классовая противоположность, политическая зрелость и классовое сознание пролетариата в России после революционного периода достигнут такой степени, какой они при спокойном ходе событий не смогли бы достигнуть и при господстве парламентского режима за несколько десятилетий. Процесс классовой борьбы, подготавливающий социальную революцию, получил в России небывалый импульс.

А тем самым его получила и интернациональная пролетарская классовая борьба. Внутренняя связь политической и социальной жизни в разных капиталистических странах столь интенсивна, что воздействие русской революции на социальное положение в Европе и даже во всем так называемом цивилизованном мире будет огромным — гораздо более глубоко идущим, чем международное воздействие прежних буржуазных революций. Напрасное дело пытаться предвидеть и предсказать те конкретные формы, которые будет или сможет принимать это воздействие. Но главное — ясно представлять себе и осознать, что от нынешней революции в царской империи будет исходить гигантское ускорение интернациональной классовой борьбы, которая в совсем недолгий срок создаст и в странах «старой» Европы революционные ситуации и поставит нас перед лицом новых тактических задач.

С этими мыслями и в этом духе следует повсюду отмечать в этом году Первомайский праздник; он должен показать, что интернациональный пролетариат понял важнейший девиз любой борьбы: «Быть готовым ко всему!»

В революционный час: что дальше?*

I

Нынешняя революция в царской империи ставит социал-демократию перед совершенно новыми задачами, такими, каких еще не имела перед собой социал-демократическая партия ни в одной стране. Во всех современных государствах рабочее движение развивалось в широком масштабе только после свержения феодально-абсолютистских правительств. В Англии, Франции, Германии, Австрии буржуазия сама была тем классом, который в интересах свободного развития капитализма в свое время объявил открытую борьбу абсолютизму, доводил дело до политической революции и завоевывал парламентарные, конституционные или даже, как во Франции, республиканские формы правления.

Правда, и в Западной Европе революцию, в сущности, совершала не буржуазия, а трудовой народ. Это он погибал на баррикадах Великой французской революции, как и в 1848 г. в Вене и Берлине. Это он обильно проливал свою кровь в боях с королевскими войсками, и ценой его крови были куплены те политические свободы, на которых буржуазия воздвигала свое сегодняшнее господство.

Но трудовой народ выступал в тех революциях лишь как орудие в руках буржуазии, стоявшей во главе движения. Он был тем пушечным мясом, при помощи которого класс капиталистов прокладывал себе путь к господству. Французские и германские рабочие тогда еще не отделились от мелкой буржуазии как особый класс и партия. Они еще не понимали своих особых рабочих интересов и их естественную враждебность интересам буржуазии. Они шли на революцию против абсолютистского правительства, призванные классом капиталистов, ведомые мелкой буржуазией, вообще не понимая, что даст их борьба им самим.

Борьба между пролетариатом и буржуазией началась лишь значительно позже. Тем самым социал- демократия во Франции и в Германии взросла уже на почве буржуазной конституции, с самого начала использовала парламентские выборы, свободу печати и слова, свободу собраний и коалиций. Она не стояла, как мы в царском государстве, перед задачей: как завоевать все эти элементарные политические права? Она не стояла перед вопросом: что делать в момент такой революции? Как ускорить победу? Как Руководить массой трудового народа?

Все эти вопросы стоят ныне перед нами, и, поскольку опыт братских партий других стран еще не может дать на них никакого ответа, мы должны найти его сами.

Есть такие социалисты, для которых, естественно, самым первоочередным вопросом, над которым следует сейчас ломать себе голову, является вопрос вооружения рабочего класса. Согласно утверждениям этих политиков, все пойдет как по маслу и победа над абсолютизмом будет в кармане, если мы всего-навсего поднакопим соответствующее количество динамита, бомб и револьверов. «Мы уже обладаем революционными силами, — заявляет, к примеру, орган ППС^* «Robotnik» в № 59,— теперь мы хотим овладеть революционными средствами, сформировать боевые организации, приобрести оружие и боеприпасы, и тогда мы завоюем политические свободы».

Этот образ мыслей — вполне в духе таких партий, как ППС или так называемые «социалисты- революционеры»^* в России, в духе тех партий, которые лишь искусственно примкнули к классовому движению пролетариата и во всем этом движении видят прежде всего лишь определенное число людей, которых можно использовать для физической битвы.

Буржуазия, для которой политическая сила массового движения совершенно непостижима, тоже видит во всех социально-политических боях только вопрос грубой физической силы. Если, например, спросить нашего среднего фабриканта или захудалого помещика, почему он считает восстановление Польши в настоящее время невозможным, он наверняка ответил бы, что дело объясняется просто: «Да откуда же, милостивый государь, нам взять столько сил, чтобы справиться с огромным войском оккупирующих нас государств?» Такие же пошлые и грубые взгляды на вопрос о политических боях социалисты типа наших социал-патриотов или русских террористов переносят на революционное движение. Целыми десятилетиями они вообще не верили в возможности, силу и действенность классового движения русского пролетариата. А когда этот дух и эта сила становятся действительностью, понятной и несомненной даже для царских холопов, эти «социалисты» во всю глотку вопят: дайте нам теперь как можно скорее сунуть этим массам в руки бомбы и динамит и дело в шляпе!

Для того чтобы в такой революции, как нынешняя при царизме, видеть прежде всего вопрос голого механического вооружения, вообще не надо быть идейно связанным с классовой борьбой пролетариата. Если бы победа или поражение зависели только от количества оружия и числа солдат, то неудачи восстаний нашего дворянства были бы трудноразрешимой загадкой. Ведь восстание 1831 г. имело в своем распоряжении значительные силы регулярного и вооруженного польского войска, а «вожди» восстания в конечном итоге эмигрировали с внушительными, вообще не введенными в бой войсками.

Но самое важное — это то, что сама идея «вооружения» народной массы горсткой ее социалистических лидеров (ибо число активных социалистических агитаторов в наших условиях пока является и остается горсткой в сравнении с теми многомиллионными массами, которые могут считаться силами революции) — это простое перенесение понятий кружковщины и заговора на классовую борьбу пролетариев. Примерно так же, как террористы по плану, высиженному где-то в «конспиративной» комнатушке, вооружают полдюжины членов «боевой организации», чтобы «послать» их на осуществление покушений, они теперь намереваются составить свой «план» и «вооружить» всю народную массу. По взглядам этих политиков, подготовка рабочих масс к революции — это то же самое, что подготовка кучки террористов к покушениям, только в гораздо большем масштабе. Они не понимают, что сама сущность, содержание и характер революционной массовой борьбы совершенно отличны от террористической индивидуальной борьбы.