бы цеплялись за пустую форму, не понимая, что в ней может заключаться различное социальное и историческое содержание.
Именно по той причине, что наше правовое государство формируется мозолистой рукой пролетариата, оно получит ту форму, которая будет более полезна пролетариату, чем буржуазии. Русский пролетариат борется на первых порах за буржуазную свободу, за всеобщее избирательное право, за республику, за закон о союзах, за свободу печати и т. п., но он борется за них без иллюзий пролетариата 1848 г., он борется за свободы, чтобы использовать их как средство борьбы против буржуазии.
У того, кто представляет себе русские условия, должно сложиться впечатление, что русский либерализм уже скрючился в карлика, а пролетариат вырастает в гиганта. Поэтому правовое государство будет в России совсем иным, чем нынешняя Германия. Из русской революции никогда не родится такой ублюдок либерализма, как в Германии.
Нельзя русскую революцию рассматривать лишь с точки зрения так называемого правопорядка и страстно ждать создания настоящего парламента. Вы знаете историю I Думы. Лишь только либерализм понадеялся, что с ее созывом избавился от кошмарного сна революции, как она тут же была уничтожена. Роспуск Думы был признаком не силы абсолютизма, а бессилия русского либерализма. Роспуск Думы показал, как глубоко пала русская буржуазия. Каждая новая попытка покажет ясно, что ей не хватает силы для борьбы против абсолютизма. Когда пришла весть, что Думу разгоняют ко всем чертям, либералы не нашли ничего лучшего, как бежать в Финляндию и там сфабриковать для корзины всемирной истории бумажный протест*.
Несмотря на ту низкую ступень, на которой находится русский пролетариат, он показал себя более зрелым, чем русская буржуазия, сразу поняв, что парламентаризм бессилен, пока у руля правления стоит абсолютизм, пока он не подавлен революционным классом. Мы стоим сегодня перед вопросом о захвате власти революционным пролетариатом. Либерализм, как показала Дума, свою роль уже сыграл. Задача пролетариата нелегка, между подымающимся русским народом и русским абсолютизмом идет борьба не на жизнь, а на смерть. В этой борьбе решится судьба будущей русской свободы.
Есть, однако, боязливые товарищи, которые говорят, что нынешними зверствами властей революция может быть потоплена в море крови. Кто побывал там, знает, что это не так. Нет ничего ошибочнее, чем предполагать, что русскую свободу можно сдержать насилием. И здесь тоже оправдывается учение Маркса и Энгельса, что каждый общественный строй — это историческая необходимость и он является на свет, как плод из материнского тела, даже если это стоит огромных усилий. Борьба, которая нам еще предстоит, это труднейшая фаза всей революции. Вы, должно быть, представляете себе массовую забастовку как простое повторение по всем направлениям, как непрерывный процесс развития революционного движения, подымающий пролетариат все выше и выше. Это правомерное развитие внутренней зрелости и сознания привело нас к нынешней точке революции. Осознание состоит сегодня в том, что для свержения абсолютизма недостаточно только проводить массовые стачки, раньше или позже придется взвесить также вопрос о народном восстании против столпов абсолютистского режима, чтобы довести революцию до конца. Весь ход революции как раз и доказывает, чем она отличается от всех прежних революций — тем, что то были скоротечные уличные сражения, длившиеся несколько часов или дней. Ныне, когда судьбы — в руках народа, революция — процесс долгий и тяжелый; могучая армия для последнего решающего удара может сплотиться только в результате длинного ряда массовых забастовок.
Тот, кто охватывает ход развития революции с точки зрения ее внутренних условий, не поддастся пессимизму. Можно восхищаться героизмом русского пролетариата. Я нисколько не хочу оспаривать эту точку зрения, но хочу указать, что слишком восхищаются героизмом отдельных лиц, стоящих на первом плане борьбы, и недостаточно — героизмом той огромной массы, которая приносит неслыханные жертвы.
Я хотела бы указать на то, что из русских событий важно уяснить себе: развертывание сил революции зависит не только от числа организованных социал-демократов. Лишь в час борьбы видно, какой неслыханный идеализм кроется в народе. Русские события показывают, что в соответствии с общей ситуацией мы должны и в Германии готовиться к таким боям, исход которых решают массы.
Политическая массовая забастовка — центральный вопрос на [Мангеймском] съезде партии [германских социал-демократов] — доказательство того, что классовое сознание пускает в пролетариате все более глубокие корни. Чувствуется, что пролетариат должен раньше или позже сосредоточиться на защите и расширении своих политических прав посредством массовой забастовки.
Русская революция для германского пролетариата — великий наставник. Нет сомнения, что русская революция в самой значительной мере окажет воздействие на заграницу. Русское правовое государство вызовет сдвиг в политических условиях и в Германии. Русский пролетариат послужит нам тогда образцом не только в отношении парламентаризма. Я имею в виду решительность и смелость в постановке таких политических задач, каких требует историческая ситуация. Если мы что-либо можем почерпнуть из русской революции, так это не пессимизм, а величайший оптимизм. Мы можем с еще большей отвагой глядеть в будущее и с десятикратно возросшей силой провозгласить: несмотря ни на что, победителями будем мы! (
Приветственная речь на V съезде РСДРП
Товарищи! Центральный Комитет Германской с.-д. партии, узнав о моем намерении присутствовать на вашем партийном съезде, решил воспользоваться этим случаем и поручил мне передать вам свой братский привет и пожелания наилучших успехов.
Многомиллионный сознательный германский пролетариат следит с живейшим сочувствием и величайшим вниманием за революционной борьбой своих русских братьев, и германская социал-демократия уже показала на деле, что готова черпать для себя плодотворные уроки из богатой сокровищницы опыта русской социал-демократии. С начала 1905 г., когда грянул в Петербурге первый гром революционной грозы, после выступления пролетариата 9 января, в рядах германской социал-демократии началось оживление. Оно вылилось в горячие дебаты по вопросам тактики, и резолюция Йенского партейтага о всеобщей забастовке* была первым важным результатом, который наша партия извлекла из борьбы русского пролетариата. Правда, до сих пор это решение не имело практического применения, и вряд ли оно будет осуществлено в самом ближайшем будущем, однако принципиальное его значение несомненно. До 1905 г. в рядах германской социал-демократии господствовало по отношению ко всеобщей забастовке совершенно отрицательное отношение; она считалась исключительно анархистским лозунгом и, значит, реакционной, вредной утопией. Но как только германский пролетариат увидел во всеобщей забастовке русских рабочих новую форму борьбы, применяемую не как противоположность политической борьбы, а как орудие этой борьбы, не как чудодейственное средство для того, чтобы совершить внезапный скачок в социалистический строй, а как средство классовой борьбы для завоевания элементарнейших свобод современного классового государства, он поспешил в корне изменить свое отношение ко всеобщей забастовке, признавая ее применимой при известных условиях и в Германии.
Товарищи! Я считаю при этом необходимым обратить ваше внимание на то обстоятельство, что — к великой чести германского пролетариата — он переменил свое отношение к вопросу о всеобщей забастовке, вовсе не руководствуясь впечатлениями внешних успехов этого способа борьбы, способных импонировать даже буржуазным политикам. Резолюция Йенского партейтага была принята больше чем за месяц до первой и до сих пор единственной крупной победы революции, до достопамятных октябрьских дней и вырванных ими у абсолютизма первых конституционных уступок в виде манифеста 17 октября. Еще в России революционная борьба приносила одни только поражения, а уж германский пролетариат своим верным классовым инстинктом почувствовал, что за этими внешними поражениями кроется небывалый подъем пролетарской силы, верный залог будущей победы. Фактом остается, что германский пролетариат еще до всяких внешних успехов российской революции поспешил отдать дань ее опыту, присоединяя к прежним формам своей борьбы новый тактический лозунг, рассчитанный уже не на парламентский способ действия, а на непосредственное выступление самых широких пролетарских масс.
