возбуждения.
Внезапно язык Джессики коснулся окончания его возбужденной плоти Он издал стон человека, испытывающего неимоверные муки. Джессика быстро подняла голову, бросив на него копну волос. Легко, как вздох, и горячо, как пламя, волосы коснулись его бедер. Трепет пробежал по телу Вулфа.
— Вулф, я причинила тебе боль?
Он улыбнулся, несмотря на пытку неотступного желания.
— Ты боишься причинить мне боль?
Она кивнула. Это ее движение добавило огня его возбужденной плоти. Он едва подавил стон.
— Сладостная Джесси, боль появляется лишь тогда, когда ты прекращаешь ласку.
— Но как мне трогать тебя? Ведь мы такие разные.
— Я никогда не просил женщин об этом. — Вулф взглянул на Джессику сверкающими глазами. — А уж обращаться с такой просьбой к невинному эльфу — это слишком.
— Наверное, стыдно в этом признаваться, но я скорее похожа на распутницу, чем на невинную. Я поняла, что я очень… любопытная.
— А я понял, что никогда не чувствовал большего возбуждения. Интересно, сколько еще я могу выдержать? — Он громко вздохнул. — Мы будем вместе учиться.
— Но для тебя это не может быть новым!
Он задумчиво улыбнулся.
— Но это так.
— А твои герцогини…
— К черту герцогинь! — произнес Вулф грубо. — Они не принадлежали мне, и я не принадлежал им. Я был для них просто дикарем. Ни одна из них не зажгла во мне ничего, это были холодные, расчетливые совокупления. Ни одна из них не доставила и половины того наслаждения, которое доставляешь ты.
— Я доставляю? — прошептала Джессика. — Когда касаюсь того места, где мы больше всего отличаемся?
Вулф улыбнулся и погладил большим пальцем ее губы — единственное прикосновение к ней, которое он позволил себе
— И тогда, и раньше, когда ты блуждала по моему телу словно я был теплой волной, а ты купалась во мне.
— Но ты и есть теплая волна. — Джессика приложила щеку к возбужденной мужской плоти, сосредоточившей в себе желание. — И я купаюсь в тебе.
— Купаешься?
— Да. — Она повернула голову и приласкалась другой щекой.
— Если ты будешь продолжать в том же духе, — сказал он глухим голосом, — это будет уже не метафора, а факт.
Джессика помолчала, затем, что-то поняв, улыбнулась.
— Это было бы справедливо.
— Нет.
— Да. — Ее голова качнулась, и теперь она ласкала его не щекой, а ртом. — А ты разве не купаешься во мне?
Когда его тело напряглось, Вулф пробормотал что-то по-чейеннски.
— Ты очень напряжен, мой Вулф.
Он сдавленно застонал. Хорошо, что не прозвучало слово, которое могло бы шокировать Джессику.
— Ты очень теплый, — шептала она, касаясь плоти кончиком языка.
— Ты озорница, — проговорил он низким голосом
— Правда? Как энергично пульсирует у тебя здесь кровь. Я ощущаю это. — Джессика дрожала от возбуждения. — Гораздо энергичней, чем на шее.
Вулф не отвечал. Он был не в состоянии. Он не мог представить себе, как это возбуждало — познавать себя глазами Джессики, с помощью ее рук и слов.
Затем его плоть ощутила нежное, воспламеняющее тепло рта. Джессика издала мурлыкающий звук удовольствия и удивления. Вулф вцепился в одеяло, когда волна невыразимого наслаждения взорвалась внутри него. Он попытался побороть ее, однако быстро понял, что в этой борьбе он победы не одержит
У Вулфа едва хватило сил оторвать Джессику от своего тела и погрузить язык в ее рот. Он вкусил ее и застонал, как если бы его рвали на части.
Подергивание и содрогание мужской плоти в ее руке привело Джессику в состояние трепета. Она почувствовала обволакивающее шелковистое тепло разрешившегося напряжения и поняла, что прикасается к началу самой жизни. Она стала исступленно целовать Вулфа, страстно желая, чтобы эта жизнь началась в ней.
— Я не хотел так шокировать тебя, — сказал он, когда наконец сумел вздохнуть. — От твоего рта — там — я потерял контроль над собой.
— Но ты нисколько меня не шокировал.
— Как бы не так… Ты, кажется, попробовала меня на вкус.
— Да! — горячо зашептала Джессика. — И это было чудесно! По вкусу ты напоминаешь слезы, только шелковистей и таинственней.
Ее слова перевернули душу Вулфа, обновив его за одно мгновенье.
— Благодаря тебе я стал другим, эльф, — признался он хрипло. — Но я хочу отплатить тебе той же монетой.
Джессика поняла его лишь тогда, когда почувствовала, как он втянул ртом маковку ее груди, а рука его скользнула вниз в поисках лепестков цветка, который раскрывался только для него. Она была податливой, знойной, жаждущей, поскольку, лаская его, она возбудилась до предела. Первое прикосновение его пальцев к лепесткам цветка заставило Джессику задохнуться, второе — вскрикнуть. Третье прикосновение породило тепло, которое разлилось и обволокло обоих.
Четвертое подарило ей солнце.
16
Хотя выражение лица Вулфа было довольно суровым, когда он входил в дом, вид жены, разливающей в миски суп, подействовал на него благотворно. Медленная, мужская улыбка, которой он одарил ее, снимая кожаные рабочие рукавицы, сказала Джессике, что он помнит, что произошло между ними на заре три дня назад и затем повторялось каждую ночь.
Принимая миску из рук Джессики, Вулф незаметно положил ладони на тыльную сторону ее пальцев. Поскольку здесь были другие люди, он не наклонился к ней для поцелуя. Однако ему очень хотелось это сделать, и по ее прерывистому дыханию он понял, что она хочет того же.
— Как поживает маленький мужчина? — спросил Вулф, поворачиваясь к Виллоу, чтобы губы Джессики не искушали его.
Виллоу занималась ответственным делом: она купала малыша, который, кажется, получал немалое удовольствие от теплой ванны и прикосновения материнских рук.
— Этан Калеб Блэк поживает отлично, — ответила с улыбкой Виллоу
— Этан, говоришь? Значит, определились наконец.
— Так звали отца Калеба.
— Традиция, — сказал Вулф. Он одобрительно взглянул на Виллоу. — А ты не слишком быстро поднялась и принялась за работу?
— Валяться в постели — удел больных. А я здорова.
Нахмурившись, Джессика оторвалась от противня с кукурузным хлебом.
— В Англии женщина соблюдает особый режим несколько недель после родов.
— Экие неженки, — отреагировал Вулф. В его голосе прозвучало нескрываемое отвращение к
