аристократам Великобритании. — И ведь бесполезные, как соски у борова.
Виллоу просто сказала:
— Чем дольше ты пролежишь в постели, тем слабее будешь, когда поднимешься.
— Ты выглядишь утомленной, — возразила Джессика.
— Я была бы еще больше утомлена, если бы не Калеб Он помогает мне во всем. — Она подняла малыша и, продолжая разговор, завернула его в мягкую фланелевую пеленку. — Этан и я славно поспали сегодня утром… Правда же, кнопка? А после ленча мы еще поспим.
Вулф молча покачал головой, но в этом чувствовалось скорее восхищение, чем несогласие.
— Калеб, должно быть, родился под счастливой звездой если встретил тебя. Даже под несколькими.
Джессика наклонилась над противнем с хлебом, положила на него чистое полотенце, чтобы не уходило тепло. Впрочем, это было не так уж и необходимо, но зато давало ей возможность скрыть лицо, пока она не сможет овладеть собой. Даже зная, что Вулф не хотел нанести ей обиду, она не могла не испытывать горечи.
Она начала надеяться, что Вулф признает их брак. После той ночи, когда Вулф узнал, почему она боялась замужества и родов, он стал ее заботливым и предупредительным другом. Он был также сдержанным, щедрым учителем древнего искусства любви.
Но сейчас Джессика поняла, что он не воспринимает ее в качестве жены. И, вероятно, не воспримет. Презрение к аристократам у него было глубоко в крови.
Джессика родилась среди аристократии. Вулф никогда не забывал об этом, даже в момент страсти к ней. Вот почему после трех ночей огненных ласк Джессика оставалась девственницей. Вулф пылал к ней страстью, как к женщине, но не верил, что она может быть ему верным другом.
Ветер бился о стены, сотрясая дом. Он свирепо швырял в окно частицы льда и песка. Мужчины перестали есть и обменялись тревожными взглядами.
Ничего не говоря, Вулф встал и вышел через заднюю дверь. Не обращая внимания на колючий ветер, он отошел от дома, чтобы взглянуть на небо над горными вершинами.
Хотя был лишь полдень, слышался вой волков, вышедших из лесу на охоту.
В течение некоторого времени Вулф молча наблюдал за природой. Когда он вернулся в дом, лицо его было бесстрастным, но глаза невеселыми.
Калеб подождал, пока Вулф сел.
— Ну? — спросил он негромко.
Поколебавшись, Вулф пожал плечами.
— Будет сильный снегопад.
Калеб пробормотал себе под нос несколько слов, которые Джессика предпочла бы не слышать. Она поставила на стол второй противень хлеба и новую миску супа.
— Говоришь, сильный? — переспросил Калеб.
— Будет сущий ад. — Голос Вулфа звучал спокойно и твердо.
— Тогда никто не поедет, кроме меня. В этой пурге легко заблудиться.
— Я начну собирать коров и телок, — сказал Рейф, как будто не слыша слов Калеба. — Мой бич пугает лошадей, зато очень нравится этим животным.
— Я поеду с дробовиком, — сказал Рено. — Слава богу, пока не очень много коров отелилось. Телятам будет безопаснее в утробе матери. Кобылы уже начали жеребиться?
— Нет, — ответил Вулф. — Моя стальная будет, наверное, первой. Ну, а за ней тут же пойдут другие. Если они начнут жеребиться в пургу…
Калеб прищурил глаза, но промолчал. Да и мог ли он найти такое слово, которое повернуло бы холодный северный ветер вспять?
— Если мы заарканим моего мустанга, — продолжил Вулф, — Измаил сможет увести остальной табун за собой.
— Я недавно пытался это сделать. Но эта твоя чертовка просто описывала круги возле меня, — пожаловался Калеб.
— Да, быстронога… И умна, очень умна!.. — Затем улыбка у Вулфа погасла. — Если не удастся поговорить с ней…
— Поговорить? — удивилась Джессика.
Калеб улыбнулся.
— По-чейеннски… Это самая загадочная вещь, которую я когда-нибудь видел. Вулф может подойти к мустангу, что-то сказать ему, и тот сразу же идет за ним, словно большая собака.
— Чейенны их так и зовут — Большие Собаки, — пояснил Вулф спокойно. Затем его голос изменился. — Если стальная не проявит благоразумия и мы не сможем подойти к ней, я вынужден буду оглушить ее пулей.
Джессика бросила полный сочувствия взгляд на Вулфа. Она знала, что стальная была его надеждой, основой будущего табуна.
— Я сделаю то, что должен сделать, — заявил Вулф.
На третий день пурги мужчины были до предела измотаны недосыпанием и многочасовыми верховыми поездками. Джессика без конца готовила жаркое, пекла уйму хлеба и готовила озера кофе. Все это она держала в горячем виде на кухне независимо от времени суток, потому что не знала, в какую минуту через заднюю дверь ввалится кто-нибудь из мужчин, продрогший до костей и голодный, как медведь после зимней спячки.
— Иди спать, — сказала Джессика, обращаясь к Виллоу.
— Ты на кухне с раннего утра, сейчас дело к вечеру. Ты ведь измоталась.
— Я чувствую себя отлично. Я сильнее, чем кажусь. И всегда была такой.
Виллоу заметила следы тревоги на лице Джессики и поняла, что ее беспокоит.
— С мужчинами все будет в порядке, Джесси. Они привыкли разъезжать по дикой стране.
В ответ Джессика лишь кивнула. Она не знала, рассказал ли Калеб жене о волках. Стая вышла охотиться на лошадей и коров, которые телились в самое неподходящее время. Не говоря уж о ветре. Он тысячами ледяных зубов впивался в кожу и отбирал тепло у всего живого…
Джессика знала обо всех этих проблемах, потому что Вулф рассказал ей больше, чем сам того желал, своими скупыми ответами и красноречивыми умолчаниями.
— Если бы прекратился этот проклятый ветер, — мечтала вслух Джессика.
— Да… Если бы… Сейчас хоть снегопад почти стих, — сказала Виллоу, подходя к окну. Она взяла в руки бинокль, направила его на пастбище и стала считать лошадей. Трудно было рассмотреть все в деталях через снежную завесу, но ей показалось, что в табуне есть потери.
— Ну как? — спросила Джессика, подходя к Виллоу.
— По крайней мере четырех кобыл не хватает.
— Измаил приведет их.
— Если они не ожеребились, — тихо заметила Виллоу. — Ни один жеребец не побеспокоит кобылу, если она отделилась от табуна, чтобы жеребиться. — После паузы она добавила: — Я заметила волков. Их стая снова движется к пастбищу.
На мгновение Джессика закрыла глаза, представив себе арабских красавиц, которых пригнали на домашнее пастбище. Даже жеребые и покрытые густой зимней шерстью, кобылы пленяли элегантностью форм и движений и очаровали Джессику. При мысли о том, что эти кобылы стоят на жестоком ветру, когда вокруг кружат голодные волки, ей стало не по себе. Кобылы были беспомощны во время родов и в течение некоторого времени будут так же уязвимы, как и жеребята, вытолкнутые из теплой утробы на замерзшую землю.
— Малыши, — прошептала Джессика.
Виллоу продолжала смотреть в бинокль.
— А мужчин не видно? — спросила Джессика.
— Нет. Они, наверное, прочесывают лес в поисках коров. Когда перед утром ветер сменился на северо-восточный, стадо ушло из Игл-Крик-Бэйсин.
