Олег Селянкин
КОСТРЫ ПАРТИЗАНСКИЕ
РОМАН
ПЕРЕД РАСПЛАТОЙ
КНИГА ВТОРАЯ
Глава первая
Будто от внутреннего толчка проснулся Каргин и прежде всего спохватился — где автомат? Он лежал у него на груди. Тогда, еще боясь окончательно поверить в большую радость, Каргин чуть приоткрыл глаза. И сразу увидел немецкую шинель, которой был накрыт.
Так вот почему ему стало так тепло!
Каргин вновь закрыл глаза: ему нужно было побыть одному с нахлынувшими мыслями; он не хотел, чтобы Пауль с Гансом заметили его волнение.
Подумать только: ведь еще вчера он считал ошибкой то, что один пошел с Паулем и Гансом, пошел лесной глухоманью! Не верил им полностью, вот и считал, что совершил ошибку…
Действительно, кто они ему? Что знал он о них, чтобы полное доверие иметь?
В ноябре прошлого года в лютую метель Григорий с Юркой нашли их, замерзавших, в снежном круговороте. Одолела жалость — что ни говори, а люди! — вот и пригнали в партизанскую землянку…
Потом были длинные зимние вечера, когда откровенно говорили друг с другом. Обо всем говорили. И о жизни вообще, и о том, что гитлеровская пропаганда — сплошное и наглое вранье, рассчитанное на то, чтобы задурить мозги простачкам.
Вроде бы эти разговоры действовали на Пауля с Гансом. В хорошую сторону действовали. Но окончательно поверили им тогда, когда после нелепой гибели Павла эти недавние фашистские солдаты сами вызвались стоять в карауле, сами напросились на боевую операцию.
Но все равно до этой минуты Каргин еще не полностью верил им.
Каргин сел и повернулся лицом к костру. Сразу же увидел Ганса в одном френче и протянул ему шинель. Не сказал ни слова благодарности, просто протянул шинель. Только свой автомат, который даже во сне сжимал изо всех сил, снял с шеи и положил так, словно он стал общим.
Пожевав сухарей, Каргин первым вылез из блиндажа.
Мороз за ночь набрал силу. Но по зеленовато-голубому небу плыло солнце. И было оно не кровавым, как в лютую зимнюю стужу, а посветлевшим, даже ярким. И в воздухе струилась прозрачность.
Стало ясно, что этот мороз, может быть, последний, что еще немного, совсем немного, и зазвенит капель, запоют под снегом первые ручейки — разведчики надвигающейся весны. А там, глядишь, нагрянет и разыграется половодье, после которого земля всегда выглядит помолодевшей.
На душе было так спокойно и даже радостно, что Каргин улыбнулся заснеженному лесу, потом повернулся к Паулю с Гансом и сказал, не глуша улыбки:
— Пошли, что ли, товарищи?
Он впервые и неожиданно даже для себя назвал их товарищами. И по тому, как ответно улыбнулись они, понял, что сегодня был просто обязан произнести это слово. Чтобы навсегда закрепить то, что явно проросло этой ночью.
Озорно, начисто забыв о вчерашних страхах, бежал Каргин впереди своей небольшой группы. То ли немцы уже начали втягиваться в ритм перехода, то ли душевная радость помогала им, но сегодня, как казалось Каргину, они шли легче, сегодня их дыхание не было таким тяжелым и прерывистым, как вчера. И неизменно, когда Каргин поджидал их, они открыто и чуть-чуть виновато смотрели на него. Словно извинялись, что еще не могут бегать на лыжах так же легко и быстро, как он, словно обещали в скором времени постичь и эту науку.
Когда солнце помутнело, налилось кровью и краем своим припало к вершинам елок, подошли к обусловленному месту встречи. Весь сегодняшний день Каргин гадал, какой будет она, эта первая встреча с новыми товарищами. Нет, он не боялся ее, он просто очень хотел, чтобы она была точно такой, как рисовалось это воображению. Однако чуть ли не за триста метров увидел человека; тот вылез из-под ели и остановился на припорошенной снегом лыжне, по которой шли Каргин и два его товарища. Остановился лицом к ним и почему-то распахнул полушубок. Словно жарко вдруг стало.
Скорее всего это был встречающий: враг подпустил бы еще ближе и срезал всех троих одной очередью. Однако то, что сделал сейчас этот неизвестный, было явным нарушением инструкции, и Каргин сначала замедлил шаг, а потом внезапно нырнул за ближайшее дерево; пусть оно и тонковато, но все равно от пули защита.
Нырнул за дерево и краешком глаза проследил, убедился, что товарищи мгновенно поступили так же.
Неизвестный, похоже, растерялся, он прокричал вовсе не то, что был обязан:
— Товарищ Каргин, куда же вы?
Почти тотчас зеленую стену елочек прорвало человек двадцать — все с трофейными автоматами. Среди них Каргин узнал Федора Сазонова, Юрку и других дружков, с которыми за минувшие месяцы войны довелось через многое пройти. А вот Григория с Петром не было. Задержались в пути? Или?..
Юрка с разбега бросился на Каргина, чуть не опрокинул в снег и восторженно возопил, казалось, на весь лес:
— Иван! Товарищ командир!
— Доложите как положено, — чтобы скрыть волнение, оборвал его Каргин.
Юрка не обиделся, не стал спорить, как не раз бывало раньше, а как-то особенно лихо козырнул и зычно отчеканил, что задание выполнено. Потом с рапортом подошел Федор.
— Значит, все в порядке? — всё же спросил Каргин.
— Только Гришка с Петькой запропастились, — затараторил было Юрка, но Каргин успокаивающе положил ему на плечо руку.
— Сам знаешь, куда и как им идти приказано.
— Оно, конечно, знаю, только чует мое сердце, что тот баламут чернявый…
— Или не понимаешь? Объяснить популярно?
Юрка замолчал. Он вдруг понял, что не надо, нельзя так говорить о товарище сейчас, при людях, с которыми встретились впервые. В тот самый момент замолчал Юрка, когда к Каргину подошел парень в распахнутом полушубке — коренастый, широкоплечий. Он смотрел на Каргина ясными виноватыми глазами. Застегнув полушубок, козырнул и представился:
— Михась Стригаленок, командир передового…
