Ядвига поднялась с кресла.
Не злись, - продолжил герцог, - мне все равно, что там у вас. Я не ревнив, тем более к тому предмету, который мне и не принадлежал. Мне просто любопытно осознавать, что ты, не такая уж яркая и не соответствующая сложившемуся образу красавицы, смогла так глубоко заинтересовать Ришелье. А ведь вокруг него много действительно прекрасных дам! Взять хотя бы его племянницу! Правда она начала стариться…
Спроси у него это сам! - Ядвига отошла к окну.
Ну… дорогая! К чему мне лишнее проблемы! Пусть думает, что о ваших с ним амурах знает лишь Антуан…
2.7. Сумиз
Все, что в жизни с улыбкой навстречу мне шло,
Все, что время навек от меня унесло,
Все, что гибло, и все, что стремилось любить, -
Ты напомнила мне. - Помоги позабыть!
Ночь ниспослана людям для отдыха. Но не каждый человек может насладиться им. Кого-то этого лишают обстоятельства, кто-то лишает отдыха себя сам.
Были завершены и ночные процедуры и диктовка секретарям. Но премьер-министр Франции не спешил отдаться Морфею. Он лежал на высоко взбитых подушках и размышлял, нежно теребя ушко одной из своих любимец, красавице ангорке Сумиз. Кошка сладострастно мурчала.
- Ну что, распутница, - обратился Ришелье к животному, - нагулялась, а теперь ластишься! Все вот вы такие, обманщицы!
Кошка не обращая внимания на упреки своего хозяина, начала яростно вылизываться, при этом продолжая мурлыкать.
- Эх ты, грациозное существо! А такая грязнуля! - попенял любимице кардинал, - Вечно забредешь, куда не следует, и измажешься.
На кровать к премьеру, привлеченная его беседой с Сумиз запрыгнула Мирама. Тоже белая ангорка. За ней забралась и Мюзетта. Людвика же, привезенная Лианкуром из Жечи Посполитой, еще до знакомства с Ядвигой, не решалась запрыгнуть на кровать, опасаясь своих товарок по сытой кошачьей жизни. Ришелье погладил всех, а потом прогнал их с кровати.
- Милые дамы! - обратился он к изгнанным кошечкам, - я хочу побыть в одиночестве. И попрошу вас не шуметь тут, а иначе вас отправят в холодный коридор.
Животные как будто бы поняли министра и разбрелись по углам. Лишь одна Сумиз спокойно разлеглась на ночных тапочках кардинала продолжая себя лихорадочно вылизывать.
- Сумиз, Сумиз! - в пространство обратился Ришелье, - кто знает, где ты была, в какой дали и с кем. А вот пришла гордая и требовательная и все простилось.
Кошечка пошевелила ушками на звук своего имени, но поняв, что ее не зовут продолжила свое обычное занятие.
- Кошки - таинственные существа, - продолжал свой монолог кардинал, - Впрочем женщины тоже. Кто- то из них похож на кошек, а кто-то и на собак. Вот драгоценная Комбалетта скорей второе. Хоть мила и грациозна, но этот вечно кроткий преданный взгляд. Порой излишняя преданность раздражает больше, чем излишняя добродетель.
Министр задумался о чем-то далеком. А в это время вылизанная Сумиз, которой надоело одиночество, снова запрыгнула на постель и улеглась в ногах Ришелье, включив свой кошачий моторчик. Кардинал усмехнулся.
- Ты удивительно наглое существо, - обратился он к мурлыке, - но так гордо и непосредственно все делаешь, что сердце мое смягчается. Вот если рассматривать супругу Лианкура, то эта скорей кошка, чем собака. Вроде бы преданна, насколько может быть преданна иностранка. Но подобострастия в ней не найдешь даже через огромные линзы. Выполняет все поручения с таким видом, будто делает огромное одолжение. Есть ли у нее какие-нибудь чувства? Трудно сказать. Демонстрирует полное равнодушие… Но нежна… Хотя нежность ее опасна, так и ждешь, когда выпустит коготки и оцарапнет. Мари-Мадлен тоже не бессловесна, но ее упреки как лай собаченки. Хотя зря я обижаю милую племянницу, но порой ее честные глаза с мировой скорбью убивают меня.
Министр закрыл глаза и попытался заснуть. Но спустя полчаса присел на кровати.
- Вот чертовка, - обратился он к кошке, - почему бы тебе не оставить меня в покое. Придется позвать Антуана, что бы он тебя вынес прочь.
Антуан в это время находился в коридоре. Он ждал своего определенного часа, когда кардинал перед тем как позвать секретарей и начать диктовать им свои распоряжения, предпочитал несколько минут поболтать с поэтом.
Заслушав звон серебряного колокольчика шут вошел в спальню кардинала.
- Забери эту негодницу, Антуан! - попросил Ришелье шута. - Я устал от ее громкого мурчания и постоянного облизывания, - Потом вернись.
Поэт вынес кошечку в коридор. Та с грацией оскорбленной особы королевской крови удалилась по направлению к покоям шута. Антуан же, проводив взглядом Сумиз, вернулся пред светлы очи грозного министра.
- Ты провожал герцогиню Лианкур до ее дома, - начал кардинал, как только Антуан приблизился к кровати, - что она говорила в дороге?
- Она говорила, что соскучилась по своему ребенку, что ее не устраивает няня, которую назначила герцогиня д'Эгийон, что в ее планы не входила так быстро снова покидать Францию.
Антуан задумался.
- Да, - продолжил он увидел вопрошающий взгляд Ришелье, - еще она сказала, что обязательно приготовит для вас новое питье и напишет для мэтра Шико новый подробный рецепт.
- Это все? - уточнил кардинал.
- Да, Ваша Светлость, - поэт улыбнулся, - Мадам Лианкур не много говорит.
Антуан лукавил, ибо в карете между ним и Ядвигой произошла довольно насыщенная и эмоциональная беседа, к тому же карету пришлось один раз остановить и беседа в самой своей эмоциональной фазе проходила на берегу Сены. Там бедный кардинальский шут вынужден был дать клятву, что никогда и никому, в том числе своему высокому покровителю, не расскажет о том, что на самом деле случилось в Гранаде. А еще Антуан обещал по своим каналам найти хорошую охрану для домика на улице Бюсси.
Трудно было понять, что хотел услышать от своего поэта Ришелье.
- Девчонка переменилась, - едва слышно прошептал кардинал, - Повзрослела, стала мягче и красивее. Тебе ведь нравится она, чудовище?
- Моё сердце разбито! - пылко отозвался Антуан.
- Тут многие говорят, - продолжал Ришелье, - что герцогиня - дама унылого платья, но что они, понимают в совершенной красоте. Они даже римские статуи путают с греческими! А Изабель красива той строгой красотой, какой римляне наделяли своих богинь. Или взять греческих Артемиду и Афину. Правдау греческих высокие переносицы. Носик же герцогини - само совершенство. Да… Раздражает она своей худобой и гармонией черт наших придворных красавиц.
Поэт-шут не смог не вступить в этот монолог.
- О. Ваша Светлость! - воодушевленно начал он, - Вот с кого надо было воять богиню Диану. Я краем глаза видел, как мадам Лианкур выходила из своей купальни, когда собиралась к Вам. Рубашка сильно облегала ее влажное тело. И видны были все ее прелести! Главное, что ноги у нее длинные и стройные! А
