Выжила и на этот раз.
Туки-туки-тук.
Домашние сильно удивились отсутствию подарков и бледному виду, но ничего не сказали. Сделали вид, что не заметили: суверенную личность нужно уважать.
Мурад Маратович, правда, пытался рассказать жене о жизни в консерватории, новых учениках, среди которых особенно выделялся один
Артёмкин товарищ.
– Больно уж этот молодой человек большие надежды подаёт, – мурлыкал он, жадно потирая руки. – Без тебя он неоднократно бывал у нас дома, подарил мне новую стереофоническую систему, представляешь? Как я ни отказывался, что, мол, взятка это… Ну, тогда он её Артёму подарил, такой интересный музыкант… Несомненно большое дарование…
Лидия Альбертовна сглотнула слюну.
Чёрная влага истоков, мы пьём тебя утром и на ночь, мы пьём тебя, пьём, и в небе могилы копаем: там нет тесноты…
На следующий день, как ни в чём не бывало, поднялась с утра пораньше, начала собираться на работу.
Зачем тебе такой напиток шумный? Дыханья смерти разве нет в любви? И не таит ли каждый поцелуй безумный частицы бренности?..
Точно механическая кукла, застёгивала пуговицы, размешивала сахар, брела к метро… медленно переодевалась в служебном гардеробе, а все спрашивали про Голландию, про Амстердам, кто-то даже спросил, была ли она в музее Ван Гога.
Лидия Альбертовна едва сдержалась, чтобы не захихикать.
…А сметь – это старый немецкий маэстро, глаза у него голубые, он пулей тебя настигает, без промаха бьёт…
– Ой, ну какая же вы, Лидия Альбертовна, красивая, какая же вы счастливая, – радовалась за неё Марина Требенкуль, подкрашивая перед зеркалом ресницы, бесконечно тараторя. – А у нас тут тоже много чего без вас произошло… Моргулесина ездит по городу на шестисотом мерсе, никакого жениха у неё не оказалось… Всё липа, только деньги непонятно откуда. Людмила Анатольевна уволилась, говорит, хватило ей – всю жизнь надрывается, пора отдохнуть в собственное удовольствие. Укатила в Испанию на корриду. Говорят, у неё кто-то в
Канаде помер, наследство оставил. Такие странные дела. Кришнаитка со своим развелась, ибо он оказался законченным негодяем, бандитом, вымогателем. А ведь ходил к нам в музей, как порядочный… Ой, а я тут вашего сынка, Артёмку, видела, в новой куртке, такой модной, не вы ему из Голландии привезли? Нет? А сказал – близкого человека подарок. Кто бы это мог быть… Но самое сокровенное я приберегла на конец.
И тут же, не в силах сдержаться, всё кучей и вывалила. Что она, оказывается, беременная, сначала у неё задержка случилась, несколько дней не знала что делать, так она переживала сильно, плакала круглосуточно, похудела даже немного, неужели не видно? А потом, после того, как Данил сделал ей предложение, всё, слава богу, разрешилось, и что теперь они заживут долго и счастливо и даже умрут в один день. Любовь до гроба – дураки оба.
Ухо заломило так, словно в нём тлеет фугасный заряд. У папы на войне случилась контузия.
Мама умирала мучительно долго.
Отец никогда не рассказывал ей об этом. Но она всё равно откуда-то знала.
Туки-туки-тук.
Туки-туки-тук.
Как там Тимофей Павлович говорил: люди – главные пожиратели наших жизней…
…Лидия Альбертовна достала из пачки последнюю сигарету, закурила… смяла пустую пачку, зачем-то отдала её Марине.
То, что произошло потом, имеет несколько версий.
Одни говорят, что с побледневшим лицом Лидия Альбертовна сразу отправилась в зал, куда после мирового тура вернули несчастного Ван
Гога, где достала из кармана рабочего халата склянку с сенильной кислотой и плеснула её содержимое с криком: 'Так не доставайся ты никому' – прямо на шедевр.
Другие злые языки утверждали, что Лидия Альбертовна просто выплюнула на этот самый холст (или картон всё-таки?) всю горечь своих последних разочарований, потому желудочный сок или желчная кислота какая, попав на 'Едоков картофеля', вступили с ними в сложную химическую реакцию, и картинка оказалась напрочь испорченной, со сквозной дырой, не поддающейся реставрации.
Иные примирительно рассказывали, что Лидия Альбертовна просто топнула перед картиной, да так, что штукатурка осыпалась. А потом схватила несчастное создание, буквально выдрала его из рамы и разорвала на мелкие кусочки.
Муся Борисовна, которую повысили в звании и вместо Лидии Анатольевны перевели в зал 'Бубнового валета', рассказывала Ворошниной, что
Лидия Альбертовна разбежалась и со всей мочи врезалась в этюд головой.
– Пострадали обе, – злословила гнусавая старушка, многозначительно прищуриваясь: знать-то, входила к директрисе в доверие.
И только Надя-кришнаитка с блаженной улыбкой на блаженных устах ещё долго объясняла товарищам по отправлению религиозных культов, что
Лидия Альбертовна действительно разбежалась перед картиной, но не ударилась об неё головой, а плавно вошла внутрь художественной реальности.
Отчего композиция 'Едоков' немного изменилась, и отныне (она сама это в реставрационной мастерской видела) в полутёмной комнате появилась ещё одна как будто не слишком прорисованная фигурка. На заднем плане.
И в которой якобы легко угадываются черты её бывшей коллеги по этажу.
Какая из этих версий наиболее верная, я не знаю, не мне судить.
Выбирайте сами.
Скажу только, что больше в галерее Лидию Альбертовну никто никогда не видел.
Впрочем, и вне стен этого достойного и душеподьёмного заведения тоже.
ТО, ОТКУДА ДЕТИ БЕРУТСЯ ()
Из серы и из серости.
Из лени.
Из пепла.
Из слюны.
Из плесени.
Из промокашки.
Из складок на поверхности.
Из складок в глубине сцены.
Из хозяйственной сумки.
Из пассажирского самолёта.
Изо рта (Таня сказала, но объяснить отказалась).
В тамбуре.
В стогу сена.
На картофельном поле.
Из мыслей.
Из пробирки.
Из заблуждений.
